Отлежавшийся в больнице Яробой вернулся уже совершенно другим человеком – мрачно и холодно, исподлобья глядел он на мир. Молодому организму в этот раз не был причинен непоправимый ущерб, однако Семен вернулся с душой, покалеченной навеки.
Отказавшийся от практики благочестивой и относительно трезвой жизни, к которой до того его склоняли идеи, почерпнутые в «Mein Kampf», Семен начал всё чаще пить в одиночестве, забивать на работу, ночами бродить по улицам в поисках драк.
Яробой, возможно, уволился бы с работы, бросил всё и уехал на Донбасс защищать русских – там уже несколько лет не затихал вооруженный конфликт – но его остановил один «ВК» -пост. Журналистка, побывавшая на передовой, передавала, как в кого-то там попало осколками бомбы, и он получил тяжелое ранение глаз, легких, брюшной полости; голеностоп оказался раздроблен. Яробой прочел об этом, и его передернуло. Когда сперва ты побегаешь со стволом в камуфляже между полосами «зеленки», поубиваешь вдоволь, а потом тебя быстро и безболезненно ликвидируют – это одно. Но, простите, такое?! Уж лучше не торопиться за билетом на тот Свет – пусть Родина сама решит, когда придет пора ее защищать. А поразлагаться мы и здесь сможем…
Дозин видел, что Ерофеева в одночасье словно подменили, но плохо представлял себе, что тут можно предпринять. А парень от алкоголя всё больше терял голову.
Александр Петрович нередко сталкивался с Семеном в лифте. Раньше, еще до трагедии, молодой человек всегда уважительно приветствовал старца. После же возвращения из больницы Ерофеев стал агрессивен даже к Дозину. Хотя тот не был ветераном – просидел всю Великую Отечественную в лагере – для Ерофеева «деды» уже были неразличимы.
– Ну что, епть, довоевались? – пьяно брызгал слюной Семен. – Запустили к нам гнид цветастых, борцы с фашизмом?!
Дозин молчал. Лифт останавливался на третьем этаже. Яробой выходил не сразу – заторможенный, пошатывающийся, плечами задевающий двери, уже начинавшие закрываться.
Как-то раз на первом этаже в ожидании лифта одновременно оказались молодые мужчина и женщина в синем из бригады «скорой помощи» и Александр Петрович. Дозин услышал, что женщина что-то произнесла по телефону про «десятый этаж». Он не был знаком ни с кем оттуда, но понял: плохо соседу или соседке по подъезду. Сам он пока что «скорую» не вызывал…
Лифт приехал, и женщина – брюнетка с ярко накрашенными губами и пухлым ликом, улыбнувшись и перегородив дорогу старцу, произнесла извиняющимся тоном:
– Вы на следующем, извините!
– Мне выше, пустите! – ответил Александр Петрович, и, поколебавшись, ему позволили войти.
– Вам какой? – спросила брюнетка, нажимая на «десять». Ее коллега, державший большую «выездную» аптечку, молчал.
– Езжайте, я потом нажму! – махнул рукой старец.
Двери стали было закрываться, но тут влетел трезвый и злой Яробой. Оттолкнувшись от парня, двери открылись вновь.
– Нажмите на «третий»! – попросил Семен.
– Нет! Что мы – всех, что ли, собирать будем?! Вот еще! – возмутилась женщина, нажимая на «десятый». Залезать в лайфпрофиль, дабы выяснять репутацию парня, у медработников времени не было. – Не видите, что ли – «скорая»!
Пока лифт поднимался на десятый, Яробой тихонько матерился. Бригада «скорой» вышла, Дозин нажал на кнопку «тринадцать».
– Сука, теперь еще и с тобой ехать! – Ерофеев уже не мог сдерживать свой гнев, лайфпрофиль его передавал бордовый сигнал. – Старый зажившийся комми!
