И потом везирь сунул руку за пазуху и, вынув два динара, положил их в руку садовника, а этому садовнику было семьдесят лет жизни, и он не видывал у себя в руке ничего такого. И когда он увидал динары в своей руке, его разум улетел, и он сейчас же поднялся и отпер ворота и ввёл везиря с юношей и посадил их под дерево, покрытое плодами и дававшее большую тень, и сказал: «Сидите в этом месте, но ни за что не входите в сад. Там есть потайная дверь, которая ведёт в дворец царевны Хайят-анНуфус». – «Мы не сойдём с места», – сказали они ему.
И старик садовник пошёл купить им то, что они велели, и отсутствовал некоторое время, а потом он пришёл к ним с носильщиком, у которого на голове был жареный барашек и хлеб, и они поели вместе и выпили и поговорили немного, а потом везирь осмотрелся и стал оборачиваться направо и налево, смотря во все стороны сада, и увидел в глубине его дворец, который был высоко построен, но обветшал, и со стен его облупилась извёстка, и углы его обвалились. «О старец, – спросил тогда везирь, – этот сад – твоя собственность или ты его нанимаешь?» – «О владыка, – ответил садовник, – он не моя собственность, и я его не нанимаю. Я его только сторожу». – «А какое у тебя жалованье?» – спросил везирь. И садовник ответил: «О господин, каждый месяц – динар». – «Тебя обидели, особенно если ты семейный», – сказал везирь. И старец воскликнул: «Клянусь Аллахом, о господин, у меня семья – восьмеро детей да я сам». – «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! – воскликнул везирь. – Клянусь Аллахом, ты обременил меня своей заботой, о бедняга! Но что ты скажешь о том, кто сделает с тобой благое ради твоей семьи, которая с тобою?» – «О владыка, – отвечал старец, – что бы ты ни сделал благого, это будет для тебя сокровищем у Аллаха великого». – «Знай, о старец, – сказал везирь, – что этот сад – красивое место и в нем стоит этот дворец, но только он ветхий, развалившийся. Я хочу его поправить и выбелить и выкрасить, чтобы это место стало самым прекрасным во всем саду. И когда придёт хозяин сада и увидит, что дворец отстроен и стал красивым, он непременно спросит тебя, кто его отстроил, и если он тебя спросит, скажи ему: «Это я, о владыка, его отстроил. Я видел, что он развалился и никто им не пользуется и не может в нем жить, так как он разрушен и заброшен, и вот я и отстроил его и потратился». А если он тебе скажет: «Откуда у тебя деньги, которые ты на него истратил?» – скажи: «Из моих собственных денег. Я хотел обелить перед тобою лицо и надеялся на твою милость». И он непременно наградит тебя за то, что ты потратил на дворец. А завтра я позову строителей, штукатуров и маляров, чтобы они привели это место в порядок, и дам тебе то, что обещал». И он вынул из-за пазухи мешок, в котором было пятьсот динаров, и сказал садовнику: «Возьми эти динары и трать их на твою семью, и пусть они призовут благо на меня и на моего сына». И царевич спросил его: «Какая этому причина?» И везирь сказал: «Тебе скоро станет ясна польза от этого…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот двадцать шестая ночь
Когда же настала семьсот двадцать шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь дал старику садовнику, который был в саду, пятьсот динаров и сказал ему: «Возьми эти динары и их накорми семью» и пусть они призовут благо на меня и на моего сына». И старик посмотрел на золото, и его ум вышел, и он бросился к ногам везиря и стал их целовать, желая блага везирю и его сыну, а когда они уходили, он сказал им: «Завтра я буду вас ожидать, и пусть не разлучит меня с вами Аллах великий ни ночью, ни днём!»
