Тысяча китайских журавликов - страница 14
– Да что вас так смутило-то?!
– Кать, а где романтика?! Ты же девушка!
– Все было не так прозаично! – Мне показалось, девочка начала оправдываться. – Я ему нравилась. Он мне – не очень. Разговорились как-то на перемене, что у меня «Винда» старенькая, стыдно с такой в наш универ поступать…
– Да, конечно. При поступлении в наш вуз наличие последней версии «Винды» было обязательным условием, – не удержался я от «шпильки», но Катя проигнорировала мой подъеб.
– Он сказал, что может дать мне диск. Давай, мол, после школы встретимся. Встретились. Погуляли. У подъезда он отдал мне диск. Я сказала спасибо. Он меня поцеловал. Вот.
– Замечательно. И что в этой истории было самым романтичным?
Катя задумалась. Ответить было нечего.
– Вот-вот. Не девушка, а парень в юбке, – я покосился на ее ноги, обтянутые джинсами. – Даже не в юбке!
– Да я всю осень ради вас в юбке пробегала! А сейчас… холодно.
Я решил сменить тему, Катя слишком близко к сердцу приняла мои издевки насчет ее неромантичности.
– Откуда вы знаете Олесю?
– М-м-м… Ну-у… Как бы это сказать… В общем, мы с Машкой случайно услышали, как вы с ней… расстались. А потом напоролись на нее в туалете. И она попросила проводить ее до выхода. Она была так расстроена…
Мы подъезжали к Большому театру, и я вспоминал, где можно развернуться.
– Плакала…
Так, если сейчас успеть перестроиться, то можно…
– Так переживала…
Кто переживал? Видимо, пока я тут скакал из ряда в ряд, потерял нить беседы.
– Почему вы расстались?
А, вот она о чем. Я неопределенно махнул рукой.
– Маша правильно написала в вашей переписке.
Она нахмурила лобик, вспоминая переписку, и вдруг смущенно отвернулась. Вспомнила.
– Ну, а что с ней еще делать? Книжки она не читает, фильмы смотрит какие-то дурацкие, молодежные сериалы, еще и музыка эта – то ли рэп, то ли непонятно что. Я пару дней выдержал, потом убрал магнитолу, сказал – сперли.
– Кстати, о магнитоле! Она сказала, что у вас «Мерседес»!
Я кивнул.
– Это моя предыдущая машина. Служила верой и правдой пятнадцать лет. Я в тот день ее на техосмотр гонял.
– Вы говорите о ней как о ненужной вещи.
– Как же о ненужной?! Отличная машина, даже продавать ее не собираюсь.
– Я про Олесю!
– Ой, Катя! Я тебя умоляю! Да она тоже меня как вещь воспринимала! Думаешь, там прям любовь какая-то была?
– Не знаю, – Катя отвернулась к окну. – Я говорю то, что видела. Она плакала. Плакала перед людьми, перед которыми что-либо играть не нужно. Мы были как раз той публикой, которой можно выговориться, чтобы стало легче, а не врать.
Господи, сколько пафоса!
– Я ей ничего не обещал, она мне тоже. Олеся вообще сразу предупредила, что длительного романа не получится, и как только я понял, что наша связь начинает меня напрягать, то решил с ней расстаться. Просто слегка опередил события. Так что не понимаю, к чему были эти сцены.
– И вы не жалеете?
– Нисколько. Я вообще про нее не вспоминаю, к тому же мне нравится другая женщина, – сказал я, надеясь, что в интонации будет заметен прозрачный намек на то, какая именно «другая женщина» мне нравится. Но я ошибся.
– Остановите, – судорожно прохрипела Катя.
Я повернулся и увидел, что она судорожно дергает шарф.
– В чем дело?
– Пожалуйста!!!
Мы уже ползли вверх по Тверской; я свернул и встал у шлагбаума перед Камергерским переулком. Катя выскочила из машины, добежала до ближайшей скамейки и села прямо на обледеневшую поверхность.