– Ну, что, поехали?
Трое ребят встали и направились к выходу. Четвертый мальчик, смотревший в маленькую форточку, остался сидеть.
– Яромский, ты с нами? – Обратились ребята к мальчику.
– Да я это…. Позже вас догоню.
Когда дверь закрылась, он один в своей комнате, полностью завладев окном, всеми четырьмя отсеками, подумал об одном. Взял аккуратно руками невидимый штурвал, крепко сжал его, так что на нем заскрипела кожаная обшивка. Застучал поддонный вал, куча тумблеров защелкала вверх, невидимо подсвечиваясь желтыми и зелеными огоньками. Серьезно приложив пустую ладонь к уху, он произнес в рацию рывками:
– 205-тый. К взлету готов. Прошу дать разрешение. – Сухое радийное молчание в ответ. – 205-тый, прием. Прошу дать разрешение на взлет. Полоса А-111, восточное направление.
– Разрешение…. Пшшшш…. Взлет, на… полосе…. Пшш.
– Да, что, черт возьми, у вас там происходит?!
– Не… Разреш…. Пш….
Он круто вывернул штурвал, побрезговав предупредительными красными сигнальными огнями по краям взлетной полосы. Со старта дали ускорение шасси, прокрутившись множеством оборотов на одном месте, утопая в дыму собственного нетерпение. Скрежет вырвался из-под низа и выкинул вперед в воздух маленький белый аэроплан….
Ветровое стекло обратилось в туман, безболезненно врезаясь в огромные комья облаков. Яромский выключил свой радиоприемник, который шипел еще земным негодованьем шипящих слов. Рычаг управления наклонился назад, унося планер вверх, чтобы миновать облачность и вспорхнуть к чистому небу.
Облачность не рассеивалась. Туман незаметно приобретал сыростный оттенок октября. На лобовом стекле появились маленькие капельки, куда-то против закона притяжения со свистом стекающие вверх.
Справа надвигались грозные тучи, темно-синие акварельные кавалеры неба топили белесость в темени. Маленький аэроплан был струйкой белого пламени попавшей в темный бескурсый океан. На какое-то мгновение тишина пронзила его слух, не было слышно даже звука мотора…. Светлая вспышка молнии блеснула впереди.
– Переход в ручное управление. Сто сорок два градуса к северо-западу! Он уклонился от первой молнии, полоснувшей вниз, в дно земли.
Следующая молния приближалась сзади. Мощный электрический разряд обжигал хвост, но Яромский выкрутил штурвал, выжал педаль, ушел резко вправо и разряд прошел мимо. Он оказался в самой пучине шторма….
Кабину трясло, он бил себя кулаком в грудь и одновременно говорил:
– Вклю-лю-чить режим-м экстри-ри-ма-мального пилотиро-о-вания.
Аэроплан стал легким и извилистым, как муха. Он ускользал от каждого молниеносного падения молнии, вправо, влево, резко вверх, потушив мотор вниз, молнии все стреляли и стреляли, а планер лавировал плавным смехом среди них.
– Ха-ха! Вот так-то…!
Без всякой вспышки, коварная молния настигла хвост самолета сзади. Бух! Аэроплан беспомощно перевернулся носом вертикально вверх, а хвостом вниз. Двигатель плавно потух, пропеллер перестал крутиться, и Яромский завис в воздухе, глубоко вдыхая воздух неба из треснутого заднего стекла.
Эта доля секунды мгновения погрузила его в невесомость. Он увидел огонек, искру от разряда молнии, ползущую по обшивке корпуса. Она извилисто пробежала от хвоста к правому крылу, затем к левому, после подалась вверх к двигателю. Внимательно следивший за этим Яромский, в полной тишине, в момент попадания искры под капот двигателя резко провернул ключ зажигания и вдавил штурвал в свою грудь.
