Тем временем незнакомка под личиной монаха уже бросилась на Шэнь Цяо. Рука ее мелькнула быстрее молнии: видно, притворщица ничуть не сомневалась в своем намерении. Да и в самом деле, зачем мешкать? Может, в поединке один на один она и уступала Юнь Фуи или Мужун Циню, но одолеть какого-то простеца, далекого от мира цзянху, ей ничего не стоило – только пожелай. Пусть тот и сумел помешать ей схватить юношу и закрыться его телом от метательных ножей, но слепец лишь сделал изящный ход, выгадав удачное мгновение, отчего и застал ее врасплох.
Теперь же незнакомка была настроена решительно, и Шэнь Цяо не мог ей противостоять. В сущности, эта девица под личиной монаха и не считала его противником. Ей думалось, что он заслуживает смерти уже тем, что, не рассчитав силы, сунул нос в чужие дела. Так что о нем жалеть? Он бесполезен, даром что красив, и скоро будет мертв.
Ее белая рука промелькнула молнией – истинная ци бурлящей рекой устремилась к Шэнь Цяо, и его захлестнула волна ужасающей злобы. Между ним и притворщицей еще оставалось где-то пять-шесть шагов, а он уже едва дышал. В глазах потемнело, грудь сдавило от боли. Не чуя под собой ног, Шэнь Цяо обмяк и ощутил, как у сердца разливается обжигающее пламя. Что-то давило изнутри, мешало ему до тошноты. Рот наполнился кровью. И лишь исторгнув ее, он почувствовал облегчение.
Между тем незнакомка уже настигла Шэнь Цяо. Кончик ее пальца почти коснулся жертвы, но тут… случилось нечто невообразимое. Впрочем, к этому невообразимому Шэнь Цяо не имел ни малейшего отношения.
Из мрака за его спиной вынырнула чья-то рука и до крайности просто, без какого-либо изящества, стремительности или ухищрений, свойственных боевым искусствам, перехватила запястье незнакомки. С первого взгляда было ясно, что эта длинная бледная ладонь принадлежит мужчине. И ее гладкая кожа без мозолей и шрамов говорила о том, что владелец утопает в роскоши и занимает весьма высокое положение в обществе.
Но притворщицу красота этой руки ничуть не восхитила – наоборот, напугала до смерти. Она даже не догадывалась, откуда эта рука взялась, притом вырваться или ответить ударом никак не могла, ведь ее запястье держали мертвой хваткой. Но едва притворщица пришла в себя, как ее руку пронзила резкая боль, да такая, что из груди вырвался крик.
Любой мужчина, заслышав этот вскрик, если не сжалился бы над девицей, то, по крайней мере, ослабил бы хватку. Вот только личина простодушного монашка сыграла с притворщицей злую шутку, да и противник ее обладал поистине каменным сердцем: несмотря на жалобные стоны, он только усилил натиск, отчего кости несчастной затрещали – ей с легкостью раздробили запястье. Следом девица взмыла в воздух, но не потому, что решилась бежать. Ее просто-напросто подбросили вверх и отшвырнули прямо в колонну храма.
Ее хрупкая фигурка со всего маху врезалась в камень, отчего колонна, казалось, дрогнула. Закашлявшись, притворщица медленно сползла вниз и упала наземь. Изо рта ее брызнула кровь. Теперь искалечены были обе руки: одной раздробили кости, а другую изранили тонкие светящиеся клинки. Что ни говори, но дела у притворщицы шли хуже некуда, и выглядела она жалко. Впрочем, потерпев сокрушительное поражение, девица духом не пала. Вскинув голову и впившись взглядом в незнакомца в темных одеждах, она обратилась к нему глухим голосом. Рот ее был полон крови, отчего вопрос прозвучал невнятно:
