Тысячу раз «да» - страница 37



. Потрясение от того, что он ее увидел, немного прояснило его разум.

Холлин осталась? Прошлой ночью она даже не пошла с ним. Или пошла? Последнее, что он помнил, как она высадила его у двери, фактически велев ему убираться восвояси. Почему она спит в его палате?

Он хотел спросить ее, но голос не слушался. Ему удалось лишь издать хриплые, неразборчивые звуки, как будто он был каким-то пьяницей, приходящим в себя на Бурбон-стрит. Он оставил попытки и просто наблюдал за ней несколько мгновений. На него снова нахлынул прошедший вечер. То, что он сделал на сцене. Ее гнев. Момент, когда он узнал, что у нее синдром Туретта.

Он поморщился. Иисусе. Он никогда еще не чувствовал себя таким засранцем. Те гримасы, которые она строила, она не могла контролировать. А он решил, что они адресованы ему. Ты настолько эгоцентричен? Он почти слышал голос сестры, ругающей его. И даже после того, что он сделал, Холлин все равно предложила отвезти его в больницу. Теперь она свернулась в том, что выглядело как самое неудобное кресло в мире. Кто была эта женщина?

Кое-что он понял прошлой ночью. Она была из тех, кто, разозлившись, не побоялся накричать на него, но она сказала, что новые люди заставляют ее нервничать. Женщина, которая обменивалась с ним кокетливыми сообщениями, но едва могла смотреть ему в глаза. Женщина, которая казалась очень осторожной.

Он нахмурился, наблюдая, как мягко поднимается и опускается грудь спящей. Он мало что знал о синдроме Туретта, но во сне ее лицо было гладким и расслабленным. Черты ее лица были мягкими, длинные ресницы касались щек, а губы слегка приоткрылись. Он уже знал, что она привлекательна, но в состоянии неосторожного сна, когда ее макияж немного размазался, а вьющиеся волосы растрепались еще сильнее, чем обычно, он понял, что она просто сногсшибательна.

Вот как бы она выглядела, если бы он проснулся рядом с ней в постели.

Блин, это не та мысль, которую он должен думать на больничной койке о женщине, которая фактически заявила, что больше никогда с ним не заговорит. Он закрыл глаза. Может, это обезболивающие виноваты.

Может, виновата необходимость нравиться всем вокруг. Затащить Холлин в постель значило бы доказать, что он ей очень нравится. На самом деле он позаботился бы о том, чтобы она ушла очень довольная своим новым другом Джаспером.

Заткнись, мозг-извращенец.

Сейчас у него были дела поважнее, чем неуместное влечение. Например, чертово восстановление после операции, больничные счета, начало занятий и выяснение всей этой ситуации с театром. Больше никаких мыслей о Холлин. Или о том, как она будет выглядеть в его постели. Или о том, как она только что вздохнула во сне, заставив его подумать о том, как она будет стонать, когда…

Нет. Не об этом. Он отвернул голову, чтобы больше не смотреть на нее. Ему просто нужно больше спать. Он не в своем уме. В любом случае к тому времени, как он проснется, она, наверное, уже уйдет.

* * *

Холлин проснулась в неудобном больничном кресле. Все ее суставы протестовали и трещали. Она застонала и потерла затылок, пытаясь избавиться от боли. Медсестра с бочкообразной грудью склонилась над кроватью Джаспера, проверяя пакет для капельницы. Она улыбнулась Холлин.

– Извините, не хотела вас будить.

Холлин пошевелилась, опустив ноги на пол.

– Все в порядке. Как он?

– Он просыпался? – спросила медсестра.

– Насколько я знаю, нет.