Ведьма подняла голову к небу. Пушистые облака, огромные, как горы, бороздили невыносимо красивого цвета небо. Она поставила ладошку козырьком. Одуряюще высоко парил какой-то хищник и оттуда еле слышно доносился его короткий окрик. Он словно тоже говорил:
– Иди. Иди.
Так коротко и отчётливо она это слышала в его крике.
– Всё будет хорошо, – повторяла снова и снова она, сквозь слёзы, – всё будет хорошо. Я тебя слышу.
Больно защемило сердце и она повернулась к сероватому образу кузнеца, который отчётливо различала в кроне дерева.
– Я тебя слышу, – сказала она ему. – Я всегда тебя любила и всегда буду любить.
Откуда-то из заводи с шумом поднялась на крыло пара птиц: селезень и утица.
– Хороший знак, – улыбнулась она сквозь слёзы. – Очень хороший знак.
– Что не спишь? – дед вышел в большую комнату и остановился в дверном проёме.
Ведьма сидела около ещё тёплой печки. В комнате густо пахло свежим хлебом и яблочным сиропом. Она медленно мешала уже остывший чай ложечкой и смотрела куда-то в пустоту.
– Не могу, – тихо ответила она.
Дед направился к печке, потрогал чайник, подбросил в растопку плитки полешек.
Ведьма молчала. Он тоже не торопил, чувствовал, что она и сама сейчас не очень понимает, о чём думает и думает ли вообще. Поле её излучало тоску и боль. Но в то же время в нём виделось что-то золотистое, немного тусклое, но нежное и тёплое.
– Я всё думаю, – начала она, – почему мы тогда так бездарно всё упустили. Неужели ничего нельзя было сделать? Как будто слова не те шли изо рта, как будто ноги специально не туда несли. Что это? Морок?
Дед пожал плечами, проверил заварник, и отошёл к шкафу с банками и туесками сушёных трав.
– Так что, дед? – снова спросила она.
– То, что объединившись втроём, вы создали какую-то сильную и знаковую троицу, ты уже сама поняла. Вы все со способностями, все призваны что-то великое здесь сделать. Да я уже говорил.
Он повернулся к ней, держа в руках две берестяные баночки.
– Просто так он не посылает одномоментно и в одно место столько воинов света, это ты уже знаешь.
Она встала и направилась к деду:
– Давай помогу.
– Вот тебе всё время надо что-то делать, непоседа, – улыбнулся Николай. – Ну давай, сотвори что-то из твоих чаёв.
Она подошла к шкафу и какое-то время с интересом разглядывала баночки. Потом стала доставать одну за другой, открывать и проверять, где что.
– Они не дают нам быть вместе? – осторожно спросила ведьма.
– А сама как думаешь?
– Обвинять кого-то – самое простое. А вот просто подумать и решить, что ему я лично чем-то не пришлась, это больше ведь на правду похоже, да? – она повернулась к деду.
В свете ночника и отблесках огня из-за печной заслонки её лицо казалось ещё грустнее.
Николай несогласно покачал головой:
– Иногда всё именно так и происходит, когда истинную причину легко завуалировать и показать шаблон.
– Как по-умному.
– Я могу, всё-таки давно живу тут среди вас. Или думаешь, что только по-деревенски могу? – усмехнулся дед.
Он отрезал толстый ломоть хлеба и густо намазывал его мёдом:
– Съешь вот хлебушка с витаминами. Для головы помогает, – он подмигнул.
– Опять глупости говорю? – ведьма горестно вздохнула.
– Да нет, почему сразу глупости, – дед присел к столу. – Просто то, что на поверхности видишь, не всегда то, что есть на самом деле. Это же понятно. Это как снег зимой. Он холодный и на улице минус пятнадцать, предположим. И кажется, что под снегом всё умерло и никогда больше не вырастет ничего. Но мы-то с тобой знаем, да любой ребёнок это сейчас знает, что снег – это тёплое покрывало для всех трав и что под снегом даже мышке в норке теплее, чем если бы те же градусы на голую землю…
