У истоков пирамид - страница 16
Слева от неё, на женской стороне, она положила вечером подаренные мужем бусы (разноцветные, сверленные бусины из диковинных камней поблескивали в тусклом свете), подвески из слоновой кости и накидка с двумя медными заколками, без которой он запретил ей выходить из дома.
В Ме-Нари люди тоже украшали себя, но в Нехе этому, видимо, придавалось большее значение – бусы и ожерелья, браслеты и гребни показывали род человека, и служили способом странного для неё разделения жителей селения на шери и медеша. Впрочем, много в этом селении пока оставалось непонятным.
Резко поднявшись, девушка надела на себя льняную юбку, скрепила заколкой, и повязала ожерелье. Откуда-то повеяло слабым запахом готовящейся еды. До сих пор сложно было поверить, что самой ей готовить нельзя – муж объяснил, что для этого к уари-на будет приставлена особая женщина. Он даже сказал, как её называют в Нехе, но новое слово не запомнилось.
За стеной спальни запах жареного ячменя и мяса стал сильнее. Встретившая её у дверей девушка подняла руку и опустила голову.
– Уари-на Ренехбет, пусть духи благословят твой день!
Вздрогнув на мгновение (Ренехбет, да, моё имя теперь – Ренехбет), она ответила:
– Пусть будет добрым твой день, Мерхет. Ты уже готовишь еду?
– Уари-на Ренехбет, твоя еда почти готова. Не принести ли воды или листьев?
– Воды, чтобы освежить рот, Мерхет.
Мерхет, кивнув, побежала в комнату и через некоторое время вернулась с красным кувшином, полным прохладной воды.
Полоща рот, Ренехбет глянула на стоявшую перед ней девушку – та замерла, склонив голову и опустив глаза. Полоса льняной ткани едва прикрывала крепкие бедра, выше пояса на Мерхет были только бусы из костяных пластинок. Так же, впрочем, ходили и незамужние девушки в Ме-Нари, но Ренехбет не могла свыкнуться с мыслью, что та готова исполнять её приказы.
Еда, которую Мерхет подала ей, мало чем отличалась от того, что ели в Ме-Нари – ячменные лепешки, зажаренное на углях козье мясо, печеные яйца какой-то речной птицы. Разве что без рыбы – жители Нехе не ели её, и презирали тех, кто ест. В чашу с красным верхом была налита вода. Заканчивая трапезу, Ренехбет спросила:
– Мерхет, почему ты не хочешь поесть рядом со мной?
– Нет, нет, так нельзя, гаша̀ не может есть рядом с уари-на – ответила Мерхет, подняв округлившиеся глаза на Ренехбет, – уари не позволяет этого.
Вот как они называют таких девушек – гаша. Почему девушек называли «отданная» и как они жили рядом с шери – Ренехбет еще не очень понимала, в Ме-Нари не было ничего подобного.
– Хорошо, тогда иди поешь в свою хижину. Ты мне пока не нужна. Я хочу пойти к Реке одна.
Река всегда успокаивала её. Кроме того, она вчера слышала, что сегодня должны были освятить новую ладью. Она помнила такой обряд по Ме-Нари, но ладьи в Нехе были больше, и ей вдруг захотелось увидеть, каких духов призывают для этого здесь.
Когда Ренехбет выходила из дома, малахитовая пыль уже сделала зелеными её веки и брови, бусины постукивали на груди. На второй день она, забывшись, вышла без ожерелья, но столкнувшись с взглядом Гор-Кха, оцепенела на мгновенье, после чего тут же побежала обратно в комнату.
Селение, такое большое, что она никак не могла с этим свыкнуться, полнил обычный шум. Мимо пригорка, где были расположены жилища шери, она спустилась к каменному руслу высохшего ручья. Здесь и вверх, по усеянному неровными желваками берегу, шли хижины тех, кто работал с камнем, костью и медью. Стук камня о камень, треск и скрипы смешивались с выкриками и лаем собак. Обнаженные фигуры ремесленников возле их хижин выпрямлялись при её приближении, руки поднимались в знакомом жесте. Впрочем, некоторые ушли в работу настолько, что не замечали проходившую мимо Ренехбет.