Однако стоит обратить внимание на окружающую действительность. Я уже добрался до места, нахожусь в глухом переулке. Это захолустье в черте города. Тут два двухэтажных брусчатых дома вековой давности с удобствами во дворе. Окружают ветхое жилье покосившиеся сараюшки, раскидистые клены со сломленными макушками. Адрес мне известен. Бывал по случаю в энной квартире, работая в редакции газеты. Здесь и есть лежбище Косорукова. Стучу энергично в обшарпанную дверь. Появляется в джинсах и блузке девушка. Почти незнакомая. Видел однажды мельком. Юное создание неплохо сложена. Среднего роста. Худощавая. Прямая, пластичная. Голос грудной, тихий, проникновенный. Лицо симпатичное, благородное. Глаза зеленые, проницательные. А еще впечатляющая коса, русая, до пояса. Девица, как аристократка, могла бы светиться в высшем обществе. Увидев меня, восклицает:
– О, какая честь! Здравствуйте, Сергей Николаевич!
Кивнув хозяйке, спрашиваю:
– Жора, у тебя?
Девушка, в позе застенчивости, молча, теребит косу. Лукаво мигает. На что-то намекает. Тысячная купюра возвращает девице общительность и любезность:
– Проходите! Проходите, Сергей Николаевич! Вот он. Лежит на диване, отсыхает!
Я возмущаюсь:
– Вот гусь – лапчатый! Неплохо устроился!
Начинаю будить приятеля. Бесполезно. Махнув рукой, спрашиваю:
– Давно он у тебя пребывает?
Оксана, так зовут девушку, отвечает не сразу. Держит мимику на лице, артистично рисуется, накладывая перед зеркалом тени на веко. Потом, прищурившись, цедит сквозь зубы:
– А, ну его! Утром явился, не запылился! Да никакой он. Будить бесполезно. Заложил за воротник кое-что из бутылки и отключился!
Меня начинает коробить неопределенность. Входя в нервозность, начинаю более энергично тормошить Косорукова. Он, сложив руки на широком животе, храпит, издавая трели, как ни в чем не бывало. Оксана, завершив макияж, закуривает, усмехается:
– Да будет вам!? Бесполезно. Я-то – знаю…
– Нет! Я добьюсь от него ответа! – схватив в горячности приятеля за грудки, приподнимаю и кричу. – Говори, что будет завтра?!
Жора, выкатив на мгновение глаза, лепечет заплетавшимся языком:
– Пошел ты, пошел…
Ломаю голову: что делать? В отчаянье выхватываю сигарету у Оксаны и прижигаю Косорукову руку. Он, подскочив с криком на диване, тут же поворачивается на бок. И, прикрыв голову подушкой, продолжает заливистый храп. Ругнувшись, смотрю вопросительно на Оксану. Она пожимает плечами, прикрыв рот, смущенно зевает. Потом, приложив палец к виску, призадумавшись, восклицает:
– Все, все, Сергей Николаевич! Успокойтесь! Я знаю все, что вам нужно.
У меня мелькает мысль: «Не она ли источник информации? Точна она!». Сменив гнев на милость, спрашиваю:
– Откуда тебе известно, Оксана, что будет завтра?
Девушка, разная по обстоятельствам, улыбается, делает жест рукой, приглашает в смежную комнатушку:
– Проходите в этот закуток, Сергей Николаевич! Я тут мигом стол накрою. Перекусим. И все, что знаю, выложу. Конечно, не за так. Вы меня понимаете?
В знак согласия, прикладываю руку к груди, склоняю голову. Присаживаюсь и, наблюдая, как хозяйка украшает стол, даю ей мысленно характеристику. Проворная и смышленая девушка по вызову. Умеет перевоплощаться. То такая, то эдакая. Явно не теряется. При любых обстоятельствах гребет под себя. Однако сервировка завершена. Представлена закуска. Выставлена бутылка шампанского. Горит свеча. Выложены салфетки. Все чисто, свежо, опрятно.
