У людей нет кличек - страница 18

– А что ты скажешь насчёт отношений?

– Каких отношений? – он заулыбался, быстро вскочил на ноги, протягивая мне руку.

– Близких отношений между… – чувство стыда пронизывало меня.

– Ты говоришь о любви, – наконец произнёс он, совсем не смущаясь. Мы медленно двинулись в сторону нашего лагеря.– Ты чего залилась? – он потрогал мои горящие щёки, его руки пахли сырой землёй, уверена, что под ногтями была грязь.– Любовь – это прекрасное чувство. Это основа счастья. Я люблю тебя, – я тут же замедлила шаг. Для меня это прозвучало, как гром среди ясного неба. Для меня эти слова имели другое значение. Более серьёзное, сильное и запретное. А у него на любви держалась вся его жизнь.– Да, я люблю тебя и я знаю, что наши чувства взаимны. Но я не хочу ограничивать тебя и не позволять больше чувствовать это ни к кому.

– Разве можно полюбить кого-то ещё?

– Если мы можем испытывать злость или отвращение ко многим людям, то почему мы не можем чувствовать любовь? Почему именно это чувство ограничивается кем-то одним? Разве мы управляем этим? – я неуверенно помотала головой.– Мы не можем контролировать эмоции и чувства, ограничивать себя было бы неправильно. А ограничивать другого в его чувствах, запрещая испытывать любовь к другим – эгоистично. Это моральное насилие. Я не имею права так поступать с тобой. Никто не имеет.

– И ты любишь кого-то ещё? – моя глупая ревность внутри боролась с его словами. С одной стороны правильными, с другой стороны такими непривычными. В воспоминаниях сразу проскользнули мысли о счастливых семьях, о горьких изменах и разводах. Но спустя пару секунд я тут же смогла подстроиться под его мысли. Не будь запретов на чувства, не будь этого насилия, собственничества и эгоизма, не было бы измен и слёз.

– Я много кого-то люблю, но это не значит, что я обесцениваю тебя. Ты дорога мне по-своему, как дороги и другие.

***

Каждый раз, подходя к дому, я видела глаза, следящие за моим приближением через тонкое оконное стекло. Я знала, что она делает – смотрит на часы, думает, что сказать мне, как напугать, чтобы я больше не уходила, не бросала её. Не заставляла беспокоиться. Я стучала в дверь, когда фонари уже были выключены, она открывала мне, принюхивалась к волосам и одежде, но, не чувствуя запаха алкоголя, ещё больше приходила в смятение.

– Я просила, Малена, – грубым тоном говорила бабушка.– Не вынуждай меня отбирать у тебя ключи.

– Разве ты имеешь на это право? – я дерзила, потому что не видела выхода. Она не оставляла его. Перекрывала кислород, не давала дышать.

– Пока ты живёшь в моём доме, я имею право на всё.

Я помню, что, не оборачиваясь, я быстро шла в свою комнату. Помню, как меня пугали её громкие шаги за моей спиной. Половицы скрипели. И я не успела закрыть дверь, как она поставила старые, морщинистые руки в дверной проём. Я любила её. Всегда любила. Но в ту ночь единственное, что я чувствовала, была жгучая ненависть. Я смотрела в её сердитые глаза, на деле же они не были сердитыми, брови не были нахмуренными, на самом деле её выражение лица кричало лишь о том, как сильно она переживает за меня.

– Где ты была? – ещё я помню, что на её тонких губах была не стёртая перед сном тёмная сиреневая помада. Цвет переспелой сливы.

– Я была с Оливером, – она разочаровано помотала головой.– Что с тобой? Он же нравился тебе, бабушка…

– Я знаю, что последний раз он видел тебя на вашем первом свидании, – я знала, что такое могло случиться. С её чрезмерным любопытством она, вероятнее всего, на следующий же день нашла Оливера. Я быстро моргала, приоткрытый рот выпускал горячий воздух.– Малена, я не хочу, что бы между нами были секреты. Это делает мне больно.– Франко бы сказал, что мой дом – это моя клетка. Бабушка – мой надзиратель. А я всего лишь пленник, который никак не воспользуется возможностью сбежать. Возможность была всегда. Любой день, любое число, любая ночь. Сквозь сон или громкие ссоры я слышала его голос, что звал за собой. И я знала, что там мне будет лучше, но всё же что-то удерживало меня здесь. В этих тесных стенах, в этих узких улицах, в этом внешнем виде, в котором я должна была ходить каждый день, чтобы радовать бабушку и её знакомых. Я много думала о том, что меня держит. И, наверное, это было всего лишь чувство долга, я должна была ей за всё, обязана многим, за то, что она оставила меня у себя. За то, что подарила мне любимые вещи, разделила со мной свою одинокую жизнь. За то, что поддерживала и стремилась вырастить меня без комплексов и ощущения ненужности. Разве я могла уйти? Разве могла оставить её так подло? Сбежать с тем, о ком она слышать не хотела.