У людей нет кличек - страница 2



» имело буквальный смысл, это «всё» включало даже мою жизнь.

Сегодня я вновь открыла этот блокнот. Написала о том, как на улице душит воздух, о том, что холодильники в магазине стали для меня спасением на пару минут. О том, как незнакомец дотронулся до моей ноги и назвал милой-милой Поппи. О том, как цвет его глаз словно становился светлее и светлее каждую секунду, что я стояла над ним. Другие люди расписали бы его одежду, назвали бы грязным, неухоженным или противным. Заметили бы его грязные пальцы или неосторожность, с которой он открыл бутылку и капли воды, которые текли по его подбородку и шее, пока он не мог насытиться влагой, пока головка бутылки плотно прилегала к его губам. Но я не писала об этом. Слишком поверхностно и неинтересно, мне казалось куда важнее отметить его искреннюю улыбку и взгляд, несмотря на всё то внешнее несовершенство, на которое всегда смотрят люди, полные счастья. Не пустой, не заигрывающий взгляд, как смотрят мужчины, а именно чистый и живой. И вплоть до ночи я корила себя за то, что не соизволила перекинуться с ним хотя бы несколькими незначительными фразами. Не узнала его имя, хоть оно ничего и не дало бы. Не казалась более дружелюбной, всё же моё «я не Поппи» и уход по-английски, не попрощавшись, выглядели грубо, по крайней мере, в моём понимании.

Последние деньки июня я провела в общественном бассейне, лежала на лежаках, с круглыми, тёмными очками на глазах. Раздельный красный купальник, маленькие чашечки, длинные завязки на бёдрах, модный журнал, прикрывающий живот. Может я не убирала его специально, а может, мне просто было удобно, когда моё тело прикрывало что-то, способное отвести чужие взгляды. Бабушка лежала на соседнем, белом лежаке. Большая шляпа на голове, тело подтянутое, загорелое. Она медленно попивала сок из своего высокого, стеклянного стакана.

– Тебе нужно научиться любить себя.

– Я люблю себя, – ответила я, нехотя, разглядывая плавающих. К примеру, мелкого парнишку в детском бассейне, что зашёл в воду по пояс, поставил руки на бока и поднял лицо к небу, уверенный, что никто не догадывается о том, что делает этот поганец.

– Убери журнал и покажи всем свой живот.

– Кому нужен мой живот? – удивлялась я.

– Хорошо, если он никому не нужен, позволь солнцу его обласкать. Загар будет неровный, дорогая.

– Меня мало волнует мой загар, бабушка.

– Тогда ты обязана искупаться, – она подёргала меня за руку, больно цепляясь ногтями в ладонь.– Видишь того мальчика? Он учился в твоей школе?

– Наверное, – я приподняла голову и посмотрела на компанию ребят у бара с летними напитками и закусками.

– Он симпатичный, правда?

– Относительно. Так выглядит половина людей его и моего возраста.

– Ты абсолютно несносный ребёнок.

Окунувшись пару раз, она вернулась ко мне, допила свой сок.

– Через три секунды к нам подой… – предложение, оборвавшееся на самом интересном.– Привет, Линда! – я не хотела слышать этот голос, но пришлось улыбнуться, показать белые зубки, как говорила бабушка.– Привет, Молли, – высокая женщина поздоровалась со мной, как и её белокурая дочурка, которая училась со мной и всегда искоса посматривала, словно имела какое-то превосходство.

Они разговорились, бабушка вечно бросала на меня странные взгляды, мол, мне тоже нужно пообщаться. «Давай, Малена, чего ты ждёшь!» — беззвучно кричала она, сверля глазами.

– Куда ты будешь поступать? – спросила девчонка, усевшись напротив меня. Я пожала печами и тут же в наш разговор встряла её разговорчивая мать.