– Нет, – я стоял спиной ко всем, вешая куртку на крючок на стене.
Меня всё ещё не покидало странное чувство.
Мы прошли на кухню.
Там стоял повар, он накрывал на стол.
– Мам, давайте поедим на улице, – начала приставать сестра. – Не так уж там и холодно!
– Нет, мы будем дома, – отрезала мама.
Сестра молча села на стул и начала брать из тарелки орехи, и грызть их, пока мама не видела.
На кухне было темновато, так как из окна были видны одни хмурые тучи.
На кухню вошёл отец.
– Ну что, можно уже приступить к трапезе? – поинтересовался он.
Мать, оглядев стол, кивнула ему и выпроводила повара из комнаты.
– Вообще, это не дело, – сказал отец, когда мы сели за стол. – Повара – они готовят, а наш ещё и стол накрывает. Нам нужен дворецкий.
– Не слишком ли много? – отозвалась мама.
Я не мог есть. Я смотрел на тарелку, и мне казалось, будто бы она куда-то плывёт. Я даже пытался приостановить её, пока не понял, что она и так всё время на месте.
– Как дела на работе? – спросили меня.
– Нормально, – ответил я, а сам подумал: «они что, не помнят, что я уволился? Я же говорил им об этом».
Что-то было не так. Плохое предчувствие – не для меня, я предчувствиями не страдаю, но почему-то сейчас внутри я был неспокоен. Но тут же до меня наконец дошла причина моего беспокойства: случилась авиакатастрофа, и они все погибли…
Я нервно огляделся.
Кругом начали шататься стены, обои куда-то поехали… Я закрыл глаза и снова открыл: стены успокоились, но мне стало трудно дышать.
– А как прошла ваша поездка? – поинтересовался я, но мне показалось, что я делаю что-то неправильно. Я делаю то, что нельзя делать.
– Ой, не спрашивай, – отмахнулась мама.
– Почему? – удивился я.
Мой внутренний голос просил меня прекратить и заткнуться.
– Ничего интересного, – сказал отец.
– Вы же любите рассказывать про свои поездки, – не унимался я.
– Прекрати! – рассердился отец.
Я замолчал, но сам чуть не упал со стула от неожиданной резкости.
– Что-то случилось? – осторожно спросил я.
У меня внутри будто всё помутнело, моё беспокойство начало перерастать в головокружение и тошноту. Мне показалось, что мир сейчас обрушится.
– Слушай, – сказала мама. – А можешь сходить в свою старую комнату и принести альбом?
Она говорила о семейном альбоме. Только я не понял, что этот альбом делает у меня? А ещё: у меня же нет больше комнаты в этом доме. Я хотел обозначить эту потерю, но почему-то вдруг повиновался своему внутреннему голосу, который говорил мне: «Заткнись!»
Я поднялся на второй этаж, прошёл мимо портрета бабушки, правда, он был почему-то размытым, и зашёл в комнату.
Книг и диван с креслами я не увидел. Здесь была моя комната!
Внезапно за мной закрылась дверь, послышался щелчок замка.
– Эй, вы чего? – я подбежал к двери, но услышал быстро удаляющиеся шаги.
– Откройте, вы заперли меня! – я стучался, но, видимо, меня не слышали.
– Прекрати, тебе не откроют! – сказал кто-то.
Я перестал.
– Ты здесь навсегда, – продолжал кто-то.
Я повернулся к говорящему, и мне стало совсем плохо: это же был я. Будто бы мой собственный двойник.
Я заморгал.
– Привет, – двойник подошёл ко мне и протянул руку.
Я не стал ему пожимать руку.
– Ты что? – обиделся тот.
– Ты кто? – спросил я.
– Это ты кто! – рассердился он и подошёл ко мне ещё ближе. – Врываешься в мою комнату и дверь ломаешь!
– Погоди, – остановил я его. – Ты здесь живёшь?
У меня в голове всё перемешалось.
