У Ромео нет сердца - страница 17



Режиссер похож на карлика с добрым лицом. Всем своим видом он демонстрирует, как важен и разъярен, однако на самом деле выглядит удрученным и даже печальным. Есть в нем что-то притягательное, быть может – бездонная грусть в глазах или едва заметная улыбка, которая читается в уголках его пухлого рта. Человеку с таким лицом можно верить. Короткие всклокоченные волосы, обрамляющие круглую лысину, добавляют этому образу немного комизма.

«До сих пор во всей этой истории с кино от меня ничего не зависело, почему сейчас я должна испытывать страх и лезть из кожи вон?» – думаю я. И это меня успокаивает. Цинизм – мой друг, он часто поддерживает меня. Хорошо, что я не имею ни малейшего представления о том, как нужно себя вести и чего от меня ждут, – иначе исчезла бы, не успев войти в эту неведомую мне жизнь.

Что могут обещать мне времена,
Когда врагом я так увлечена?[1]

Я произношу эту фразу сначала тихо, чтобы прислушаться к собственным интонациям, потом – в полный голос. На мгновение ловлю себя на том, что, в сущности, мне все равно, как меня оценят, пусть даже обсмеют. Обвожу помещение взглядом, внимательно всматриваясь в окружающих. Они просто люди, обычные люди… такие же, как мама, Димка и я…

Я воплощенье ненавистной силы
Некстати по незнанью полюбила!

Стоп, я же говорю им о себе. Эти строки – о моей жизни! Да, я его не знаю – совсем не знаю. «Незнаемый – предстал он предо мною…» Кажется, я перестаю ощущать грань между мыслями и реальностью, чувствую себя наивной, глупой и бездарной, но из последних сил продолжаю выговаривать слова.

Чудовищную страсть во мне судьба родила,
Смертельного врага я полюбила.

Продолжать дальше не могу: делаю паузу, вчитываясь в следующие строчки, и вдруг чувствую, что еще мгновение – и уже не смогу сдержать слез…

– Достаточно! – командует режиссер и наклоняется к той самой тетке, которая в прошлый раз напомнила мне бабу-ягу.

Я продолжаю стоять, словно голая. Вокруг меня снуют люди. А те двое – в данный момент они мои боги – все продолжают что-то обсуждать. Наконец, режиссер смотрит в мою сторону, машет кому-то, и передо мной тут же предстает шустрая девушка.

– Пойдемте, – говорит она, показывая мне на дверь.

– Это все?

– Да, если вы нам подходите, мы вам позвоним, – говорит она голосом тетеньки, объявляющей на вокзале прибытие поездов.

Выхожу на автопилоте. Против моей воли в голове роятся мысли о том, что какие подарки ни преподносила бы мне судьба, нужно угомониться и сидеть тихо дома, а не выставлять себя прилюдно дурочкой. Уставшая от волнения, я чувствую, что презираю себя, все мои переживания смешны… и нужно как можно скорей добраться до дома…

* * *

Я заметила Кирилла давно, когда только вошла в здание, – сейчас он поджидает меня у входа. Нет, я не могу разговаривать с ним, я должна во что бы то ни стало уклониться от встречи. Мое раздражение беспричинно, но я не в силах его побороть… Не хочу видеть Кирилла, мне не о чем с ним говорить. Как в плохой кинокомедии, протискиваюсь к гардеробу так, чтобы Кирилл меня не заметил, хватаю куртку и выбегаю, надевая ее на лету.

– Ох, Юлька, ты – класс!

Он догоняет меня уже на перекрестке. Черт, зачем ты увязался за мной! Я не отвечаю ему потому, что слишком хорошо воспитана, чтобы высказать свои мысли вслух. Лишь улыбаюсь в ответ.

– Ну, как? – спрашивает он.

– Да кто его знает… сказали, что позвонят, если что… но что-то я сильно сомневаюсь, что это «если что» наступит…