Под покровом ночи мы с Тирром осторожно спускались по склону холма, цепляясь за кусты и корни деревьев. Сделалось так темно, что мы едва различали друг друга и поминутно тихо перекликались, опасаясь потеряться. Чтобы не оступиться и не сорваться вниз, двигаться приходилось медленно, практически на ощупь. Поблизости то и дело слышались странные шорохи и копошение ночных зверей и птиц, обитавших в этих местах, при звуке которых мы с Тирром замирали и прислушивались.
Наконец, мы достигли подножия скал. Выбрав раскидистую сосну, мы взобрались на нее, расположившись на толстых сучьях. Отсюда место приношения даров виднелось как на ладони.
Солдаты тем временем поспешно стали прыгать в повозки и на лошадей. Длинной вереницей повозки выкатились на дорогу и поползли прочь из долины. Еще некоторое время мы видели огни зажженных факелов, серпантином поднимавшиеся по горной дороге, затем повозки перевалили через вершину и скрылись в темноте. Мы остались в долине одни.
Шагах в ста от нас, окруженные огненным кольцом костров, ожидали своего часа дары. Сотни мешков с зерном и солью, корзины с тканями и мехом животных, кувшины с маслом и бочки с элем, сундуки с серебром и золотом … Рядом испуганно блеяли барана и овцы, сбившись в кучу у стен загонов, которые солдаты на скорую руку сколотили прямо в центре огненного кольца. Где-то среди всех этих богатств лежали дары, приготовленные для небесных теней и нашей семьей.
В течение целого года мы упорно трудились, собирая дары. Особенно в последние месяцы, когда сделалось ясно, что можем не успеть заготовить в срок положенные два десятка мешков пшеницы и соль. Хотя родители старались скрыть это, я не раз замечал тревогу на их лицах, их беспокойный взгляд, который поневоле оба бросали на календарь, где красным кругом обведен был день приношения даров. Отец все чаще и дольше задерживался в своей мастерской, просиживая за работой до поздней ночи. А на следующей день отправлялся продавать собранные им часы и возвращался совершенно поникшим, если не удавалось выручить достаточно денег, чтобы купить еще немного пшеницы и соли в дар для небесных теней. Нечто невидимое, безмолвное и тяжелое словно нависло над нами в эти последние месяцы и рассеялось лишь в тот день, когда последний – двадцатый – мешок был наполнен пшеницей и занял свое место в погребе под кухней.
Другим семьям тоже приходилось нелегко. Многие голодали ради того, чтобы успеть собрать дары. Никто не хотел быть объявлен отступником и разделить их незавидную участь, проведя остаток жизни в непосильных трудах на полях или в шахтах.
Ежегодно в каждый дом приходило письмо со списком даров, которые необходимо было заготовить. Я видел это письмо, начертанное на грубой желтой бумаге и скрепленное сургучной печатью канцелярии консула. Мама хранила все эти письма в деревянной шкатулке, рядом с серебряным браслетом, доставшимся ей от прабабки.
Меж тем, небо усеялось тысячами звезд. Пламя костров дожирало древесину. А мы с Тирром, притаившись в ветвях высокой сосны, все ждали.
Небесные тени должны быть существами гигантских размеров, если способны унести все эти щедрые дары, думал я про себя. Как и все остальные люди, я не имел ни малейшего представления об облике небесных теней и мог лишь теряться в догадках. Воображение мое рисовало страшных крылатых существ, извергающих пламя из огромной зубастой пасти. Те немногие, кто видел небесных теней и остался в живых после этого, чаще всего были так напуганы, что почти ничего не помнили.
