– Да, я слышал об этой истории. Кажется, Луиза не дала вашему мужу выстрелить.
– Да, это случилось несколько месяцев назад. После этого мы с ней какое-то время не общались. А потом Сергей Петрович увлекся Надеждой Кочубей.
– А Виктор Кочубей мне заявил, что это сплетни.
– Неужели? – насмешливо протянула Аделаида. – Ну так я вам скажу кое-что – это вовсе не сплетни, а самые что ни на есть достоверные факты. Поскольку Надежда замужняя женщина, Сергей Петрович пытался скрыть свой роман с ней. Ему принадлежит большой кусок леса по ту сторону болота, и в этом лесу отец Мокроусова, большой оригинал, когда-то построил дом в виде небольшой башни. Отец уверял, что у него талант к сочинению стихов, а в усадьбе все ему только мешают, ну и построил для себя эту башню, чтобы запираться там и работать в одиночестве.
– И много он стихов написал? – с любопытством спросил следователь.
– О-о, – протянула Аделаида, сверкнув глазами, – когда он умер, его вдова заглянула в башню, куда ей раньше вход строго-настрого был воспрещен. Говорят, она нашла там несколько страниц, измаранных посредственными стихами, и бесчисленное количество пустых бутылок из-под водки и вина. Забыла вам сказать, что покойный Мокроусов был председателем местного общества трезвости…
Не удержавшись, Меркурий Федорович улыбнулся, но тут же поспешил напустить на себя серьезный вид.
– Однако какое отношение эта башня имеет к Сергею Петровичу Мокроусову и Надежде Кочубей?
– Они там встречались, – уверенно ответила Аделаида. – Уединенное место вдали от любопытных глаз, куда легко добраться и из усадьбы Кочубея, и из дома Мокроусова, – что может быть лучше? Но, конечно, они забыли, что в деревне всякий находится на виду. Кто-то заметил кого-то, и этого уже достаточно, чтобы пошли разговоры. И конечно, Луиза с ее обостренной ревнивостью недолго оставалась в неведении.
– Скажите, сударыня, вы уверены, что мадемуазель Леман знала об их романе, или же это ваши предположения?
– Никаких предположений, милостивый государь. Позавчера она сама сказала мне об этом.
– Позавчера?
– Да, на вечере у Ольги Кочубей. Она была очень взвинчена – я имею в виду не Ольгу, а…
– Я понял. Продолжайте.
– Луизе хотелось выговориться, к тому же она выпила больше обычного. Мы стояли на террасе, беседовали о самых обычных вещах, остальные находились в комнате, и тут на Луизу нашел приступ злословия. Она указала веером на Ольгу и сказала: «Вот самовар без ручек, который мечтает о любви, обеспеченной надежным капиталом», потом о Надежде: «Хитрая рыжая уродина, которая спит с моим Сержем», потом указала на Сергея Петровича: «Глупый павлин распустил хвост и рассыпается в любезностях» и под конец припечатала Виктора: «Ничтожество, дурак и рогоносец». «И все это я должна терпеть!» – добавила она со слезами на глазах…
– Скажите, сударыня, – чрезвычайно серьезно промолвил Меркурий Федорович, – вы абсолютно уверены, что она произнесла именно эти слова? Я имею в виду то, как она охарактеризовала своих знакомых…
– У меня хорошая память, – спокойно ответила Аделаида Станиславовна. – И я ничего не выдумываю, если вы об этом.
– Благодарю за откровенность. Разрешите задать вам еще один вопрос, сударыня? – Аделаида кивнула. – Скажите, что именно вы думаете о Надежде Кочубей?
– Вряд ли мои мысли будут вам интересны, – усмехнулась молодая женщина, не сводя с собеседника пристального взгляда. – Вы же только что были в их усадьбе и, значит, успели с ней пообщаться.
