Кстати, нужно поторапливаться, а то до вечера она не успеет все закончить, и Валера будет бухтеть. Работа системного администратора оказалась не вполне нормированной, и ей, молодой холостячке, это даже нравилось. Работать в субботу, конечно, нет. Но издержки профессии, ничего тут не поделаешь.
Она размышляла, стоит ли ей озаботиться пропитанием и взять с собой пару бутербродов, потому что корпоративная столовка по субботам не работает, как в дверь позвонила соседка по площадке, которая зашла, чтобы одолжиться тысчонкой до конца месяца.
Катя деньги дала, после чего ей пришлось выслушать, зачем Ирине Николаевне такая сумма.
– Видите ли, деточка, – говорила Ирина Николаевна, – для многих людей из нашего дома данная сумма, безусловно, покажется ничтожной, из-за нее не следует бегать по соседям и униженно просить об одолжении. Но это касается не всех, отнюдь не всех. Не у всех сыновья, зятья и дочки работают в банках или, например, в Газпроме. Отнюдь. Например, я вынуждена экономить копейки со своей пенсии, чтобы сделать Васе приятное, но не всегда это получается. Сэкономить, я имею в виду.
Катя слушала, старательно и сочувственно улыбалась, кивала в нужных местах. Ей не хотелось ссориться с соседкой.
Она не знала точно, где работает соседкин сын, а также соседкина невестка, но зарабатывали они неплохо и о матери заботились. По крайней мере, еженедельно либо сын Андрей, либо жена его Рита выволакивают из багажника серого «Ниссана» пудовые сумки с продуктами, при этом, если мама в хорошем расположении, из глубины квартиры доносится плаксивое: «Деточки, что же вы маму забыли, не приедете, не навестите?» – а если расположение духа не очень, что бывает чаще, то желчное: «Явились, наконец. Думала, уж и не дождусь». Дважды в год – примерно в мае и в октябре, это по выбору заинтересованной стороны, Ирина Николаевна поправляет здоровье в санатории.
А Васей, насколько знала Катерина, зовут соседкиного кота.
Катя уже зашнуровывала берцы и перебирала в уме, все ли она взяла из того, что ей будет сегодня необходимо, как прямо над головой грянул звонок. Он зашелся сплошной пронзительной трелью, без пауз, без промежутков и был такой отчаянный, что Катя, даже не посмотрев в глазок, распахнула дверь.
За дверью стояла Вика. Испуганные глаза, трясущиеся губы.
– Лидушку убили. Какой-то гад Лидушку убил. В кабинете. Мы ее нашли в кабинете. Мертвая, задушена. Думают, что Генка! – и зарыдала.
Катя потащила Викусю на кухню, стала совать ей кружку с водой, гладила по голове, прижимала, трясла, просила, чтобы успокоилась, еще что-то делала, и наконец Вика утихла и теперь сидела согнувшись, тяжело вздыхая и всхлипывая.
Катя позвонила Валере-начальнику, предупредила, что задержится, а на его возмущенные вопли сказала, что, возможно, сегодня и не придет, и вернулась к Вике, чтобы хоть что-то выяснить, а потом уж идти в интернат.
Да, идти надо. Что там с Геной, что за чепуха…
Из Викиных слов следовало, что она, выйдя от Кати, тут же отправилась в интернат, имея намерение оттащить Генку от его ненаглядной химии и уговорить тихонько проникнуть в кабинет директора, чтобы снова разжиться там Интернетом.
– Зачем? – тихо спросила Катя. – У вас же Интернет подведен, в компьютерном зале. Я же все вам там отладила.
Компьютерным залом теперь называли бывшую вторую игровую, и всем это нравилось – и детям, и персоналу.
