– Вот мы и пришли, – сказал Кретин, показывая ему на полсотни раскладных стульев, расставленных прямо во дворе. Напротив них стояли стол, стул и микрофон, а позади стола – похожий на гигантский блокнот флипчарт, со шнура которого свисал синий маркер. – Согласно вашим пожеланиям, мы устроились на свежем воздухе. В свете недавних событий мы можем лишь надеяться, что кто-то придет…
– Мы далеко от станции, – сухо произнес Данте.
– Кто знает, не подложат ли эти сумасшедшие новую бомбу.
– В таком случае одно место ничем не хуже другого, верно?
Кретин не нашелся с ответом и сменил тему:
– Как вы намерены провести лекцию?
– Я… собирался начать с некоторых наиболее неоднозначных исторических случаев, – принялся импровизировать Данте.
– Золотая коллекция конспирологических теорий, – сказал Уберти.
– Да, и городских легенд. – Данте прервался, потому что в третьем ряду уселась парочка студентов, которые махали еще двум приятелям. Кто-то и правда пришел его послушать. При этой мысли он похолодел и как вкопанный застыл посреди двора.
– А потом? – допытывался Кретин.
– Мне нужно в уборную, – сказал Данте.
– Вам туда. – Кретин махнул на дверь в главное здание.
Вход показался Данте пещерой из его сна, распахнутой голодной пастью.
– Мне просто захотелось выпить глоток воды.
– Там есть и торговый автомат.
Данте уставился на него. На лбу у доцента было написано: «Кретин».
– У меня клаустрофобия. Потому я и провожу лекцию под открытым небом.
Кретин Дельи Уберти виновато улыбнулся:
– Да, конечно. Простите. Я думал, что ненадолго вы можете…
– Бывает по-разному. Сейчас не могу.
Один из психиатров, наблюдавших Данте в детстве, научил его оценивать выраженность своих симптомов по шкале от одного до десяти, и сейчас столбик его внутреннего термометра приближался к седьмой отметке. Еще чуть-чуть, и придется сбежать домой. Тем временем на стульях расположились еще восемь студентов. Он говорил себе, что, если не явится и десяти человек, не станет даже начинать, но студентов пришло уже больше.
– Извините. Давайте я сам схожу. Вам без газа?
– Главное, жидкую.
Как только Кретин исчез, Данте пошарил в папке и извлек упаковку прегабалина. Это обезболивающее обладало сильным анксиолитическим действием, и, хотя обычно его прописывали эпилептикам, он обнаружил, что в его случае лекарство было неплохой чрезвычайной терапией. Однако, поскольку в стенки желудка оно всасывалось слишком медленно, Данте повернулся лицом к колонне, разломил две капсулы и, притворяясь, будто потирает нос, вдохнул порошок. Через сосуды слизистой препарат попадал в системный кровоток быстрее и должен был подействовать всего за пару минут.
– Господин Торре? – раздался чей-то юный голос за его спиной.
Данте вытер нос рукавом («Клянусь, это не кокс») и обернулся. Перед ним стояли двое улыбающихся студентов – парень и девушка лет двадцати. Невзрачный, сутулый паренек казался типичным зубрилой, а его подружка в розовой футболке, натянувшейся на груди четвертого размера, выглядела более чем привлекательно. Стараясь не опускать взгляд ниже ее ключиц, Данте быстро пожал обоим руки и незаметно вытер ладонь о брюки. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались незнакомцы. Впрочем, по большей части он не слишком жаловал и прикосновения близких людей.
– Мы пришли послушать вашу лекцию, господин Торре, – сказал паренек.
– Мы уверены, что будет очень интересно, – добавила девушка.
