Я понял. И запомнил. Все-таки выпускница истфака МГУ рядом со мной. Девушка с понятием и светлым юмором. И ко мне очень ласково относится. И мы с ней всегда находим общую позицию – будь то в вопросах истории-идеологии, будь то в процессе интимного общения, когда позиция очень важна и приятна.
Но сейчас речь о нашем отпуске. Чудесно было. Тарту мне очень понравился. Уютно, чисто, ухожено. Явно университетский городок – тихо, пристойно, как-то каменно-спокойно, никакой помпезности, камерно. Всякие памятники. Например, Карлу Бэру, знаменитому эмбриологу, который тут учился и работал. Еще – полководцу Барклаю де Толли, жившему в Тарту в имении жены. Ну и памятники другим прочим. Короче говоря, местные люди чтут старину. Она хорошо сохранена, поскольку всякие чужеземцы здесь ни на что не покушались – ни датчане, ни те самые ливонцы, ни немцы в последнюю войну, ни наши за ними. В общем, есть на что посмотреть.
Мы смотрели, я – особенно, поскольку Агне всё это видела уже неоднократно, бывая здесь с мамой. Странно или нет, но из всего пересмотренного в Тарту мне более всего запомнилась одна из церквей, а точнее, кирха. Это Приход Святого Петра, проще – Петровская церковь, лютеранская. Темно-красного камня, высокая, с белыми шпилями. Кругом пышная зелень, и эти белые острые шпили с крестами видны издалека, а когда, посмотрев, идешь назад по спуску улицы, то чувствуешь спиной, как шпили тебя еще видят и будто провожают, провожают.
Через неделю мы покинули Тарту и на автобусе поехали в Отепя, совсем уж тихий городок у немаленького озера Пюхаярве, где прожили еще неделю в снятой комнатке на хуторке прямо на берегу. Купались, катались на лодке, а по вечерам заглядывали в местный ресторанчик, где, несмотря на наличие посетителей, было спокойно и даже странно тихо, чему способствовало отсутствие громкой музыки, но присутствие одинокого пианиста за роялем. Да и недорого было, даже наших скромных денег вполне хватало на легкое вино, кофе и обязательно роскошные взбитые сливки со всякими там кусочками ананаса, или клубникой, или цукатами. После всего этого в Москву как-то не тянуло. Зато тянуло танцевать, и мы с Агне долго кружили под классно исполняемые пианистом блюзы. Вы когда-нибудь танцевали с натуральной блондинкой блюзы? С молодой, довольно худенькой, очень стройной? Если нет – рекомендую…
Напоследок мы вернулись на два дня в Тарту, к тетке моей Агне. Кстати, тетя по-эстонски звучит почти так: тэди. «Почти» – потому что первую гласную лишь приближенно можно записать как «э», а самом деле это что-то непередаваемое для русского написания. Ну ладно, будем писать «тэди», я так и обращался к тетке – просто тэди, без имени, как обращалась к ней моя Агне.
Жила тэди в трехэтажном доме желтоватого кирпича, несомненно старого, прошлого века. Агне рассказала мне, что ее дедушка Ивар, профессор медицины, хирург, имел в этом доме с десяток комнат и даже держал прислугу, но было это до прихода Советов, конечно. Потом его ждала Сибирь, но ситуацию выправил майор Главпура Красной армии (по совместительству Ромео его, профессора Ивара, дочери).
Этого самого Ромео (а проще – отца Агне), как я понял, не раз поминали за столом в последний вечер, когда мы ужинали. Агне и тэди беспрерывно говорили на эстонском, потому что на русском тэди знала лишь десять-двадцать слов, в том числе «извините», и всякий раз произносила, адресуясь ко мне: «Извините, я русский… нет, нет, нет». Что делать – я извинял, ибо понимал, что тетке и племяннице надо наговориться перед очередной разлукой, а тетка уж старушка как-никак.
