– Че, много было других? – с натянутой улыбкой спросил он, не пытаясь скрыть раздражение столь неуместной в данных романтических обстоятельствах откровенностью.
– Тоже мне вопросик! Можно подумать, ты девственник. Целуешься как зверь. Где так навострился?
Пашка сделал вид, будто прислушивается к песне у костра…
Выткался на озере алый цвет зари,
На бору под соснами
Плачут глухари…
На самом деле он устыдился совсем уж мальчишеской гордости, невольно охватившей его. Сплошные «американские горки» – вот что такое общение с этими девушками.
– Паша! Катя! – послышался голос Лешки с параллельного потока.
– Мы тут! – отозвалась Катя и отчего-то сильнее прижалась к Пашке.
– Ага! Вот вы где, голубчики! – Лешка вырос будто из-под земли, в дурацкой шляпе с красным кантом, привезенной родственником из Венеции. Из-под шляпы торчали светлые кудри – вечный повод для придирок преподавателей с военной кафедры. – Чего вы тут застряли? Побежали к костру, там «Пинк Флойд» дают!
– Чего? – уставился на него Паша.
– По приемнику «Пинков» крутят, – пояснил Леша. – Ну, пошли скорей!
– По «Голосу»?
– Хватит вопросов, голубок. По нашему, по нашему приемнику!
Они поспешили на звуки сильно популярной, но очень запрещенной песни.
Собравшиеся у костра сидели и молча слушали, уставившись на «ВЭФ», будто это не транзистор, а телевизор или даже сцена, на которой выступают великие и недоступные музыканты.
Голос диктора вывел всех из оцепенения:
– На волнах «Маяка» прозвучала песня «Темная сторона Луны» в исполнении ансамбля «Пинк Флойд» из Великобритании. Творчество этого коллектива пронизано острой социальной тематикой…
В костре трещали горящие ветки, кто-то громко расхохотался внизу по реке, и эхо растиражировало этот хохот по лесу. Тут же несмело запел соловей. Потом, где-то вдалеке, еще один и, наконец, мир ожил и защебетал, застрекотал, проснулся. Наступал новый день.
Лешка, склонный поэтизировать жизнь в любой мало-мальски подходящей ситуации, так и сказал:
– Наступает новый день новой эры, ребята. Я вам точно говорю. Все, что происходит, абсолютно неслучайно.
– Да уж… – протянул парень, всю ночь напролет развлекавший компанию пением и игрой на гитаре и, забренчав по струнам, симпатичным баритоном затянул:
Заходите к нам на огонек
Пела скрипка ласково и так нежно
В этот вечер я так одинок…
– Погоди-ка, – прервал процесс творческой самореализации Пашка. – Это что получается, «процесс пошел»?
– Знаетя, гласность в действии, хотя кое-кто все еще думает, что здесь вам не тут, – подражая Горбачеву, констатировал Леша и потянулся за банкой кабачковой икры. – Е-мое! Кто икру сожрал?
Священный обряд в лесу был нарушен, казалось, вполне ординарным событием – музыкой, прозвучавшей на радио. Все уже привыкли к разговорам о перестройке, к гласности, то есть к тому, что стало безопасно говорить правду., о прошлом страны. Но «Пинки» по советскому радио – это было слишком. Это уже был знак!
Вдруг на опушке леса «нарисовались» несколько крепко сложенных парней. Пашке стало не по себе. Неприятный холодок пробежал по спине. Он сразу понял: драки не миновать. А дома, между прочим, лежит повестка на завтра: «Явиться в районный военный комиссариат…».
Пашка с недавних пор перестал бояться драк, поскольку его неуемность и склонность к приключениям помогли набраться соответствующего опыта. Последний эпизод случился на танцах (там всегда дрались) в поселке неподалеку от Волхова. Туда его занесла нелегкая, а, точнее, мимолетное амурное увлечение по имени Лена. Он влюбился так, что очертя голову бросился в омут – отправился за ней в ее родные края, прогуляв учебу и забросив думы о высоком.
