Помучившись еще немного и поняв, что заснуть не удастся, Лера поднялась. Ладно уж, сама виновата, что превратилась в няньку. Тем более что ей ничего не стоит приготовить что-то вкусненькое для мужа, похоже, очень любимого, если она готова пойти на что угодно, лишь бы сделать его драгоценную жизнь более комфортной. Да, она бесконечно любит этого большого и капризного ребенка. А на детей, как известно, не обижаются, особенно на своих.
Все время – он, он и снова он, а когда же Лера хотя бы разок вспомнит о том, что и у нее есть какие-то потребности и желания? Может, ждет, пока в муже проснется былая любовь, которая теперь спит без задних ног? Не все же думать только о себе, любимом! Долго же ей придется ждать! Ну почему же долго? Как только у Павла в кармане зазвенят монеты, он снова превратится в щедрого и заботливого мужа. А если Лера ему не поможет, книгу он никогда не напишет, а значит, и денег ему не видать, как… Ну, в общем, лучше ей подняться, пока великий писатель не умер с голоду. И опять Лера мысленно поругала себя за ехидство, как делала это постоянно.
Она прошла по коридору в сторону кабинета, мельком отметив, что ее сумка с комода возле входной двери исчезла. Постояла немного у комнаты Павла, прислушиваясь, постучала и, не услышав ни звука в ответ, вошла. Павел и в самом деле лежал на диване лицом к стенке, а на полу возле него валялась выпотрошенная сумка. Неужели кошелька не нашел? Так вот же он лежит, рядом с сумкой.
– Паша, с тобой все в порядке? Ты не обижайся, просто я сегодня совсем вымоталась на работе: отчеты, выяснения отношений с коллегами и начальством – кто что сказал и кто не так на кого посмотрел – и прочие радости чисто бабского коллектива. На работу уходит в два раза меньше времени, чем на сплетни и склоки. Да еще эта трагедия в парке… Что с тобой – ты себя неважно чувствуешь или просто голоден? Так я сейчас что-нибудь вкусненькое приготовлю. Что ты хочешь?
Леру охватила жалость к этому ранимому и излишне эмоциональному здоровяку, которого с детства не научили любить кого-то, кроме себя. И она, выйдя за него замуж, только усугубила его и без того незавидное положение.
– Ты меня слышишь, Паша? – Лера склонилась и через плечо заглянула в лицо мужа.
То, что она увидела, не поддавалось никакому объяснению: расширенные от ужаса глаза, перекошенный в гримасе рот. Лера развернула неподвижное тело на спину, и взгляд Павла уперся в потолок.
– Павел, да что с тобой?! – Лера потрясла мужа за плечи, похлопала по щекам, но он никак не отреагировал.
Лера бросилась вызывать «Скорую». Пока ждала, чего только не передумала: и сердечный приступ, и инфаркт, и инсульт. Сунула ему в рот капсулу нитроглицерина и принялась растирать щеки, грудь, ледяные руки. К ногам положила горячую грелку.
Через двадцать минут она сопровождала Павла в больницу и никак не могла поверить в то, что здорового, в общем-то, на вид и никогда не жалующегося на сердце мужчину может хватить удар. Да с чего, с какого такого, как говорится, перепугу? Жил себе, не тужил, на всем готовом, работой не перегружен, эмоциями не перенапряжен, ухожен и окружен любовью – чего же еще-то не хватало?
Павел начал осознавать происходящее вокруг только на следующий день. Лера пыталась его о чем-то спрашивать, но он упорно молчал, не желая разговаривать. А в глазах застыла такая вселенская тоска, что Лера снова и снова чувствовала себя виноватой. И теперь вина нависала над ней огромной глыбой, грозящей раздавить своей тяжестью до пылинки.
