Я тоже была предана, поглощена своим чувством, накрыта им с головой, когда ни думать, ни спать, ни дышать. Психологи частенько называют такие чувства больными, а отношения созависимыми. Но, в тот момент я пребывала в том совершенно безбашенном двадцатилетнем возрасте, когда всё, что происходит и случается в девичьей жизни – происходит и случается во имя Любви. Именно так – пишется с большой буквы, а произносится с особым трепетом.
Тридцатипятилетний музыкант по имени Борис с демонической харизмой и божественным голосом слёту завладел моим сердцем, душой, разумом, ну и телом, конечно. Я влюбилась в него без памяти, теряя волю, ощущение реальности и себя. Мы жили вместе почти пять лет, с весны по осень обитая на чьих-то дачах, а зимой кочуя с квартиры на квартиру его бесчисленных знакомых, уезжающих на гастроли и в загранкомандировки.
Это было какое-то любовное запределье. В наших с ним отношениях зашкаливало абсолютно всё – эмоции лились через край, чувства балансировали на грани безумия, связь, замешанная на безудержном сексе и патологической ревности, дарила ощущение вечного праздника и упоения жизнью. Казалось, что только мы с Борисом живём, живём ярко и неистово, в то время, как все остальные представители человечества лишь влачат жалкое существование. Глупая уверенность в том, что предмет моего обожания из касты небожителей, подкреплялась горящими взглядами его бесчисленных поклонниц.
С бессмысленным упорством и маниакальным постоянством мы постоянно что-то выясняли, закатывая друг другу бурные сцены ревности с оглушительным битьем посуды, рвущими душу прощаниями, уходом навсегда и неистовым перемирием на раскаленных простынях. За перебитую посуду на нас никто не обижался – Бориса любили за талант, неземную харизму и какое-то совершенно магическое обаяние. Одаренные люди, такие, как Борис, становятся для всех своеобразным энергетиком, неиссякаемым источником эмоций, принося в однообразие будней динамику и драйв. А, участвуя в жизни талантливого друга, одновременно исполняя две роли – зрителя и мецената, каждый ощущает себя особенным, значимым, великим.
Борис, и в самом деле, был чрезвычайно талантлив, сочиняя песни, поражающие всех какой-то бездонностью, особым глубинным смыслом, удивительным образом понятным всем и каждому, той пронзительной искренностью и настоящестью от которой обозначается и потом долго ноет сердце. Всем тем, что каждый из нас носит в себе, пряча в закоулках уязвимой души, доставая с годами всё реже и реже, то, о чём мы надрывно кричим, наслушавшись вот таких пронзительных песен и накушавшись водочки. Кричим или тихо плачем, размазывая слезы по мокрущему лицу крепко сжатым кулаком.
За эту искренность и проникновенность, за идущий от сердца талант Борису прощали всё: денежные долги, пьяные выходки и драки. Прощала и я. На протяжении пяти лет я прощала ему бесчисленные измены, необязательность, зыбкость обещаний и невнятность завтрашнего дня, живя в любовной фата-моргане, как в коконе, не ведая, что есть на свете другие мужчины и совсем другая жизнь.
На одном из приемов врача-гинеколога, к которому мне приходилось наведываться с завидным постоянством, избавляясь от очередной дряни, подаренной моим любвеобильным партнёром, мне был озвучен приговор, повергший в ужас не одну женщину.
Бесплодие. Одно слово, вобравшее в себя столько боли и отчаяния, сколько способны вместить все существующие на свете слова, обреченное, безысходное, до самых до краев налитое женским сиротством.
