– Постой здесь! – приказала Таня, когда они подошли к гостиной. – Сначала я им кое-что скажу.
Журавлев послушно остановился. Таня шагнула в комнату:
– Друзья! Прошу минуточку внимания!
Шум за столом заметно стих.
– Я обещала вам сюрприз!
– Было такое! – ответил ей густой баритон. – И где же он?
– И сколько в нем градусов? – добавил кто-то и засмеялся своей шутке.
– У тебя одни только градусы на уме, – пристыдила шутника, судя по строгости в голосе, учительница.
– Тихо! – крикнула Таня. – Всем закрыть глаза.
– Мы закроем, а ты тем временем бутылки со стола уберешь, – высказал свои опасения все тот же любитель выпить.
– Я что сказала? – ответила Таня, добавляя в свой голос властные нотки. – Закрыли глаза!
И, повернувшись к Журавлеву, кивком позвала его войти в комнату.
Журавлев послушно подчинился. В комнате, за составленным по меньшей мере из трех штук столом, сидели мужчины и женщины. Все с закрытыми глазами. Все одних с ним лет.
– Открыли глаза! – скомандовала Таня.
– Кто это? – спросил упитанный мужчина с красным лицом, в клетчатой рубашке и цветастом джемпере. На воротнике джемпера лежала тощая, перехваченная банковской резинкой косичка. На плече толстяка висел «Никон» с огромным объективом.
– Неужели кто-то наш? – спросила строгого вида женщина со старомодной прической.
– Наш не наш, но сначала мы его увековечим! – сказал краснолицый и навел на Журавлева фотоаппарат.
– Ну я, например, сразу его узнала, – заявила дородная горбоносая дамочка с темнеющей полоской усиков на верхней губе, что сидела в центре стола. – Но не скажу, пока не спросят.
И склонилась над салатом, от которого ее некстати отвлек приказ Тани закрыть глаза. Со всех концов стола раздались голоса:
– Я не знаю, кто это, – призналась розовощекая и круглолицая дамочка.
– Я тоже не помню, – присоединилась к ней ее тощая соседка.
– Ленька Беляев? – то ли спросил, то ли высказал свое мужчина в сером, сильно поношенном костюме, рубашке в полоску и со сползшим набок галстуком. Кучерявые волосы, смуглое лицо и золотая серьга в ухе делали его похожим на старого, отошедшего от дел пирата.
– Ты что? С ума сошел? – зыркнул на него недобрый усач. – Леньку года три, как похоронили.
– Да это же Борька! – вскочил со своего места длинный и нескладный мужчина в свитере. – Борька Журавлев! Угадал?
И повернулся к Тане.
– Угадал! – обрадовала его Татьяна. – Перед вами Борис Журавлев! Собственной персоной!
– Где ты его нашла? – спросил чей-то голос. – Он живет за тыщу верст отсюда!
– Как ты его отыскала? – поддержал другой.
– Ну, Танька, ты молодец! – восхищенно произнес еще кто-то. – Каждый раз чем-нибудь да удивишь!
– Садись рядом со мной, Боря! – пригласил его тот, в голосе которого Журавлев узнал пристыженного Таней любителя выпить. – Треснем по рюмахе за встречу!
– К тебе я его не пущу! – решительно возразила Таня. – Садись вот здесь, Боря. Всех узнал?
– Что значит садись? – возразила усатая, оторвавшись от салата. – Неправильно это! Пусть сначала скажет, кто есть кто. Мы его узнавали, теперь посмотрим, как он справится. Тогда и примем в компанию.
– Поддерживаю, – согласился с ней картавый блондинистый мужчина со сверкающей, во всю голову, лысиной.
Если бы не картавость, Журавлев никогда и ни за что не узнал бы в нем комсомольского активиста и своего главного конкурента на математических олимпиадах.
– Саша Баракин? – осторожно спросил он.
