Так что каких-то осознанных возражений против второго брака отца я выдвинуть не могла, он и так слишком долго холостяковал, больше десяти лет. Думаю, мое неприятие вызывала мысль о том, что в наше жизненное пространство вторгнутся посторонние люди. И хотя мы жили в просторной трехкомнатной квартире, размер в данном случае значения не имеет. Без разницы, каков размер вашего жилища, двадцать пять квадратных метров или двести пятьдесят, – это ваше личное пространство, и появление в нем постороннего человека неизбежно привносит определенные неудобства. Моя нынешняя квартирка совсем крохотная, но мне вполне комфортно, потому что я там одна.
Однако старшее поколение, будучи людьми взрослыми и опытными, видимо, о том же подумало. Отец с Варварой решили, что самым правильным в сложившейся ситуации будет построить новое совместное жилье. Тут уж у меня и последние возражения исчезли. В результате мы поселились в четырехкомнатной квартире в центре, обставленной по последнему слову техники. Вскоре после регистрации брака Варвара меня удочерила, а отец усыновил Леонида. Но я так и не смогла называть Варвару мамой, звала тетей Варей, а вот Леня сразу стал звать отца папой и даже его фамилию взял. Его-то собственная была Капусткин, он и решил, что Штерн[7] звучит лучше. Правда, на мой взгляд, в сочетании с отчеством Федотович получилось смешно, но его устраивало.
Жили мы вполне мирно, если не считать постоянных мелких стычек с Леонидом, сестрой он меня явно не считал. В целом же все было хорошо, и длилась эта идиллия пять лет, а потом родители не вернулись из очередной экспедиции, их байдарка разбилась о пороги очередной горной реки. Я горевала, конечно, но не долго. В конце концов, не бабочек люди ловили, а занимались экстремальным видом спорта с повышенной степенью риска. Отец мог и пять лет назад погибнуть, и десять.
– На все божья воля, да? – иронично заметил Иван Макарович.
– Нет. Моя концепция мироустройства не требует наличия высшего существа в качестве обязательного компонента.
– Хорошо сказано, но это не ваш афоризм.
– А чей же?
– Примерно так один из французских академиков ответил на вопрос Наполеона, почему он ни разу не упомянул Бога в своем трактате.
– Интересно, надо будет проверить. Но вернемся к нашим баранам. Короче говоря, незадолго до окончания института осталась я круглой сиротой. Совсем одна осталась, ибо Леонид братом мне так и не стал. К счастью, я с детства отличалась прагматизмом и целеустремленностью, а также была достаточно самостоятельна в быту. Ну, а пока, похоронив родителей, приступили мы с несостоявшимся братом к дележу наследства. Завещания родители не оставили, что, на мой взгляд, безответственно. Особенно при столь опасных увлечениях, как прыжки на утлой лодчонке через горные пороги, а потому делить все имущество пришлось пополам.
Наследство заключалось в солидных банковских вкладах и в трех квартирах. Деньги мы поделили, а с недвижимостью поступили так: я записала на себя отцовскую квартиру, Леонид – Варварину, а ту большую, четырехкомнатную, в которой мы все жили, мы оформили в совместную собственность и решили сдавать. Но один немаловажный штришок к портрету – поскольку наша с отцом квартира была больше Варвариной, Леня не постеснялся стребовать с меня разницу.
– То есть как это? – возмутился я. – Он же не имеет к вашей квартире никакого отношения.
