– Конечно, помню. Улица Партизана Железняка, тридцать пять. Живу на этой же улице.
– Через два года после того, как над делом поработали два других следователя, расследование попало к вам в руки.
– Расследование – это громко сказано. – Усков неожиданно рассмеялся, и Анна подумала, что более неприятного смеха она никогда не слышала.
– Тем не менее вы над ним поработали.
– Дело об убийстве Паниной прошло через много рук. Когда за него взялся я, то сразу понял, что дело гиблое.
– С чего это вдруг?
– Вы сами изучали следственные материалы?
– Весьма поверхностно.
– И так ничего не поняли?
– Давайте по существу, – оборвала его Анна. – Были другие подозреваемые по делу, кроме Гуляева?
Усков покачал головой:
– Нет. Ни одного.
– Ну, вот что… – Она замолчала, выбирая иную плоскость, другой взгляд на вопрос. – Пускай в материалах дела этого нет, не важно. Но хотя бы на интуитивном уровне или в мыслях вы предполагали, кто мог убить?
Усков отчеканил:
– Таких категорий в следственных действиях нет.
– Ясно. – Анна рассеянно огляделась и встретилась взглядом с Платоновым. Тот с сожалением покачал головой.
– Часть документов была утрачена до того, как я приступил к расследованию, – сказал Усков. – На каком этапе они исчезли – мне неизвестно. Что касается подозреваемых: откуда им взяться через два года после убийства?
– Я понимаю, – согласилась Анна.
Ей не нравился этот человек, однако она упорно старалась побороть свою неприязнь, зная, что предвзятость в работе вредит делу.
Усков же, напротив, начал проявлять раздражение.
– Вам наверняка известно, что девочка, дочка Паниной, видела убийцу, но не запомнила его. Чего вы хотите?
– Других свидетелей не было?
– Загляните в справки подомового обхода.
– Видела, но не углублялась.
– А вы углубитесь и сразу поймете: соседи ничего не видели и не слышали. Информации – ноль. Я сам в то утро побывал на месте преступления и с первого взгляда понял, что это убийство – беспросветный висяк.
– А зачем вы туда приехали? – удивилась Анна.
– Вызвали. Но в ту ночь дежурил следователь Казнов, ему и отдали дело.
– Уверена, что все не так безнадежно, – сказала Анна.
– Когда, спустя два года, я стал разбирать документы, сразу переговорил с первым следователем…
– С Казновым?
– Ну да.
– А почему он сам отстранился?
– Он не отстранился, а просто ушел на пенсию.
– И что вам рассказал Казнов?
– Он был уверен, что Панину убил кто-то из ее окружения.
– В материалах дела фигурировал только любовник, – заметила Анна.
Усков уточнил:
– Гуляев предоставил железное алиби. Но если говорить начистоту: кто знает, сколько у погибшей было любовников?
Анна перелистала материалы дела и проронила:
– У меня есть и другие вопросы.
– Ко мне или в принципе? – спросил Усков, и в его маленьких глазах заплясали чертики.
– Вот, взгляните. – Она показала снимок ножа. – Орудие убийства.
– Ну да, видел, знаю.
– Тогда поясните. Убийца взял нож с кухни Паниной или принес с собой?
– А что сказано в материалах дела?
– Об этом ни слова.
– Я тоже не помню. Прошло тридцать лет.
Анна подняла глаза и зафиксировала взгляд на лице Ускова, намеренно выбрав объектом внимания его вздутый нос.
– Как можно было допустить такую небрежность?
– Вопрос не ко мне! – зло отозвался он. – Я работал с тем, что имел.
– В то время родители Паниной были еще живы. Они могли опознать нож.
– Послушайте, уважаемая, – с сочувствием начал Усков, но Стерхова его прервала:
