– Наконец-то он замолчал, – бросил в сторону Гарсон.
– Per secula seculorum[4].
– Сразу возникает вопрос: а не для того ли его и убили, чтобы он раз и навсегда замолчал?
– Есть еще один вопрос в противовес вашему: а может, его убили за то, что он успел слишком много наговорить?
– Совершенно верно. Этот выстрел явно наводит на мысль, что кто-то хотел устранить опасность: мертвый не заговорит. Но столь жестокая мера, как обезглавливание, слишком похожа на месть.
– Итак, это два возможных пути для следствия, Фермин. Хотя я бы не рискнула сбрасывать со счета и сферу личных отношений.
– Ее никогда не следует сбрасывать со счета.
– А как вы думаете, этот тип стал бы возражать против осмотра его жилища?
– Как мне сказали, там мало что осталось. В письменном столе лежали какие-то бумаги, очень немного, их увез в комиссариат Родригес. Кстати, этот треклятый Вальдес не пользовался дома компьютером.
– Не важно, мне хочется взглянуть на то, как он жил. У вас есть с собой отчет Молинера и Родригеса?
– Да.
– Отлично, вот мы и сравним его с действительностью.
Наверное, я больше склонна к избитым штампам, чем мне хотелось бы признать, но я и на самом деле ожидала увидеть нечто иное, когда мы входили в квартиру Вальдеса. Не знаю, как выразить это точнее, но картина, заранее нарисованная моим воображением, соответствовала чему-то среднему между антуражем черного американского романа и убогостью общего двора при многоквартирном доме. И я грубо ошиблась. Логово этого хищника от журналистики было разубрано с таким же старанием, как комната новобрачной. Шторы с рисунком в тон дивану, стены кремового цвета, неброские ковры, огромные банты на чехлах для стульев и висящие повсюду большие шелковые кисти. Если утверждение “Дом всегда расскажет о личности хозяина” верно хотя бы в малейшей степени, то в случае Вальдеса тут что-то не склеивалось. Или эта квартира не служила ему жилищем, или этот человек был совсем не таким, каким казался.
– Ну и что вы скажете про эту красоту?
Гарсон пожал плечами и сквозь зубы процедил:
– По-моему, пошло и безвкусно. Разве нет?
– Даже чересчур, я просто глазам своим не могу поверить. Кроме того, здесь ведь все совершенно новое. Словно квартиру обустраивали совсем недавно.
– Это что, важно?
– Сам собой напрашивается вывод о какой-то перемене в жизни Вальдеса.
Мой коллега посмотрел на меня с большим недоверием. Я стала допытываться:
– Вот вы, Фермин, при каких обстоятельствах вы сменили бы у себя дома шторы?
– А я никогда их не менял. У меня по-прежнему висят те, что вы посоветовали мне купить, когда я снял квартиру.
– Хорошо, но давайте абстрагируемся от вашего конкретного случая: когда бы вы могли их сменить?
Он долго думал, словно этот простой вопрос был для него потруднее алгебраической задачи.
– Ну… – пробурчал он наконец, – ну, я бы повесил новые, если бы старые сожрала моль.
– Нет, с вами просто невозможно разговаривать, Фермин!
– Почему это?
– Да потому! Потому что нет такой моли, которая кидается на вещи стаей, как эскадрон смерти, и потому что вы должны были ответить совсем по-другому! Хотя все равно от вашего ответа толку будет мало. Короче, вы сменили бы шторы только в случае самой крайней необходимости, так ведь?
– Наверное, так.
– А уж все целиком и полностью в своей квартире поменяли бы только после землетрясения.
– Не пойму, к чему вы клоните.
– К тому, что должна быть очень веская причина для того, чтобы разведенный мужчина, к тому же по горло занятый работой, решился навести у себя такой блеск.
