Такое положение дел было попросту невозможным, и они втроем будто пришли к уговору дружить по двое. Он с Димкой и Катя с Димкой. И никак иначе.
По двое отчего-то все получалось.
Тем более что по утрам в институт они ехали с разных сторон: Он на автобусе, а Катя с Димой на трамвае. У них с Димой был уже «свой» трамвай, шесть дней в неделю в одно и то же время подбиравший их на своих остановках. И Кате непременно нужно было садиться во второй вагон и в последнюю дверь, где поджидал ее на задней площадке верный товарищ Димка.
Иногда после занятий – или вместо них – они куда-нибудь ходили вдвоем. В кино, в Эрмитаж на выставки импрессионистов и костюма от Ив Сен-Лорана, в Манеж на Глазунова. Димка хорошо разбирался в искусстве, да и во многих других вещах он разбирался лучше Кати. Он не навязывал своего мнения и не нудил, толково разъяснял.
Зимой они иногда ездили на каток и катались по кругу, держась за руки. Падали друг на друга и с хохотом валялись на льду, отряхивали друг друга от снега и снова катились дальше.
Это не была влюбленность. По крайней мере, с Катиной стороны. Им просто хорошо было вместе. Их отношения не были окрашены сексуальностью. Просто сходство взглядов и интересов. Может быть, их дружба и переросла бы во что-то большее – отношения строились, исходя из Катькиной доброй воли, а она начинала порой задумываться: не перевести ли их в другую, более тесную плоскость.
Задумывалась не столько под влиянием родителей и подружек – все они были от Димки в полном восторге, – сколько чтобы сделать что-то назло Ему, вырваться из неудобной и муторной от Него зависимости. Хотя, что было Ему до Кати и ее сердечных привязанностей!.. Он бы и на свадьбу к лучшему другу пришел, поздравлял бы, говорил тосты, был бы даже свидетелем. Ни на минуту бы не задумался, что все это Ему назло… Только вот видеть Его свидетелем на своей свадьбе было выше Катькиных сил.
Неожиданно Димка перевелся в Москву. Московский диплом был много престижней питерского, да и школа московская сильнее. Так, во всяком случае, утверждал сам лучший друг… Рад Димка был безмерно, подбрасывал Катерину к потолку, громко вопил, обещал звонить и писать, приезжать на выходные.
На прощальную вечеринку Катя не пошла. Она дружила только с Димкой, и в его компании чувствовала себя чужой. Девицы из Димкиной группы косились на Катю недружелюбно, ребята, наоборот, с нескрываемым интересом. А самое главное, Катька боялась, очень боялась оказаться рядом с Ним в неформальной обстановке проводов. Боялась, что он привычно не обратит на нее внимания, а она весь вечер будет ждать и надеяться, а от этого делать глупости, говорить ерунду, кукситься в углу… Короче, не пошла, выдумав какую-то эфемерную причину.
С Димкой они прощались наедине, в недавно открытой первой в городе пиццерии. Отстояв большую очередь на морозе, получили маленький интимный столик в уголке, на двоих, пили коньяк и ели обжигающе горячую пиццу – новомодное яство, малоизученное еще чудо итальянской кухни. Димка утверждал, что пицца есть по сути своей ни что иное, как кусок горячей булки с колбасой, сыром и кетчупом, что сам такое изготовит для Катьки на своей кухне, а Катерина кипятилась, обвиняла его в отсталости и утверждала, что пиццерия – это приобщение к европейской цивилизации, урбанизации и так далее…
Когда Дима уехал, Катя первое время чувствовала себя обделенной и одинокой. Ей казалось, что и Он тоже чувствует себя неуютно, неприкаянно и печально слоняется один по институту. Самое время было подойти, заговорить, попечалиться об уехавшем общем друге, а там чем черт не шутит…
