Но он не сделал ничего ужасного.
Ханс Кристиан встал.
Солнце тоже встало.
Он выглянул за решетку. Все говорит о том, что настал еще один теплый осенний день. Новый батрак встал за прилавок и разглядывал свои товары, красное мясо, завернутое в пропаренные капустные листья. Хансу Кристиану очень захотелось позвать его. Кусок мяса дал бы ему такую нужную сейчас ясность ума. Но в кармане было пусто, девочка вчера забрала его последнюю монету.
– А вы не видели, случайно, девочку в одном башмаке? – крикнул он мяснику, который не дал себе труда его услышать.
Он поставил все на случай. И по-прежнему нет никаких новостей.
– Я же говорил, – бросил старик-крестьянин, сидя на полу.
Одна из тех фраз, которые большинство людей так любят произносить про себя или вслух. Предсказывать будущее, особенно чужое несчастливое будущее, – это утешение для маленького человека.
Мухи с жужжанием сновали туда-сюда через решетку.
Золотарь успокоился на несколько часов. Теперь он снова заговорил. Одни и те же стихи, раз за разом. Ханс Кристиан находил некоторое вдохновение в этих словах, но жалел людей, которые сидели в одной камере с сумасшедшим. Они, должно быть, чувствуют себя на грани безумия каждый раз, когда вновь раздается пение.
– Девушка в бочке, другая в купальнях…
А дьявол в деталях.
Ханс Кристиан уже выучил это наизусть.
– Ханс Андерсен, – услышал он громкий голос. Рука, отворяющая люк, ключ в замке. – Ханс Андерсен. – Дверь открылась, и надзиратель посмотрел на Ханса Кристиана. – Ты. Следуй за мной.
– Куда меня ведут? – испуганно спросил Ханс Кристиан. Они что, решили устроить быстрый суд?
Надзиратель не соизволил ему ответить, просто ждал его за дверью с дубинкой в руке.
– Я могу все объяснить. Почему я ходил к этой девушке, – проговорил Ханс Кристиан, голос срывался от отчаяния, которое билось внутри испуганным зверем.
Ничего из этого не вызвало у надзирателя никакого интереса. Вместо этого он толкнул Ханса Кристиана вперед в коридор. К решеткам камер прижимались лица в надежде увидеть что-то, сквозь прутья протягивались руки в надежде ухватиться за него.
Стихи все еще звучали из соседней камеры. Ханс Кристиан на мгновение остановился и бросил взгляд внутрь. Обнаженная фигура у стены. Лицо и все, что ниже пояса, были запачканы землей и грязью. Стена за его спиной была исписана словами из стихов: солнце, бочка, моча. Еще на ней нарисовано солнце с длинными, изогнутыми руками, как у морской звезды. Он кинулся к решетке и схватил Ханса Кристиана за руку.
– Когда красный сменяется белым в туннеле…
Надзиратель появился мгновенно рядом и сильно ударил по худой руке. Но она не выпустила Ханса Кристиана.
– Когда красный сменяется белым в туннеле…
– Отпусти его, безумец, – закричал тюремщик и ударил его еще раз.
Золотарь разжал руку, и Ханс Кристиан поковылял дальше. Он все еще слышал золотаря у себя за спиной.
– …проиграли мы Шнайдеру в вечной дуэли!
– Давай, давай! – Надзиратель потерял терпение и подтолкнул Ханса Кристиана вверх по лестнице. В большую комнату наверху, где все выглядело и звучало так же, как и вчера. Та же суета, те же мольбы. Не хватало только Козьмуса на его стуле. Все снова повторялось. Может быть, нашлись еще свидетели? Кто-то, кто видел его в темных закоулках за домом терпимости, его длинную фигуру, склоненную над красавицей Анной с ножницами в руке.
Какой-то человек встал перед ним, когда Ханс Кристиан уже направился к жесткой скамье. Знакомые глаза под кустистыми бровями.
