– Соседа знаю, – выслушав инспектора, сказал Пономарев. – Мы тут все друг друга знаем: участки-то рядом. То по поводу водоснабжения соберемся переговорить, то оплату электричества обсудим. В гости друг к другу не ходим, в домашние дела не лезем. Я знаю, что фамилия мужика, к которому вы приехали, Фурман. Запоминающаяся фамилия! Пролетарская… Вы по верхней аллее сюда пришли? Большой дом с кирпичной трубой видели? Там настоящий буденновец живет. Старик лет под девяносто. Говорит, что в Первой конной армии воевал. Матерщинник, каких свет не видывал! Вы бы с ним про Фурмана поговорили. Старик частенько болтал с ним через забор. Я ничем вам помочь не смогу!
– Кто этому буденновцу разрешил на участке такие хоромы отгрохать? – спросил Абрамов. – Это же незаконно – на садовом участке капитальное строение иметь.
Пономарев в начале беседы боялся, что инспектор заметит, как у него дрожат руки. Теперь надуманный страх прошел: водка сделала свое дело – организм пришел в норму, появилась тяга поговорить, поболтать о всякой чепухе.
– Тут такое дело было, – усмехнулся Пономарев. – Сам дед-буденновец стройкой не занимался, всем его сын руководил. Соседи, как увидели, какую на садовом участке траншею вырыли под фундамент, побежали жаловаться в правление. Говорят: «У нас не дома, а курятники, а этот старик что, исключение из правил? Он же собирается дом-пятистенок возводить!» Пятая стена в таком доме поперек постройки стоит, кухню с печкой от жилой комнаты ограждает. Из правления пришли, старик их матом послал. Они обиделись и заявились к нему целой делегацией: с милиционером и представителями БТИ. Дед вышел за забор и говорит: «Вы зачем ко мне с рулеткой приперлись? Будете отхожее место замерять, не слишком ли его широким для моей задницы построили?»
– Он так и сказал: «отхожее место»? – усомнился Абрамов.
– Нет, конечно! Дед обычный уличный туалет таким словом назвал, что женщины покраснели. Председатель комиссии стоит, не знает, что сказать, а дед продолжил. Говорит: «Старый я стал, рука уже не та, а так бы выломал штакетину из забора и этой штакетиной вас погнал бы, как деникинцев с Украины. Рука у меня слабая стала, но авторучку еще держит, и этой рукой я напишу письмо моему бывшему командиру маршалу Советского Союза Буденному Семену Михайловичу. Он меня в обиду не даст, а вас, белогвардейское отродье, накажут по всей строгости наших советских законов».
Участковый не выдержал, вступил с ним в спор. Говорит: «Наши советские законы запрещают на садовых участках капитальные дома возводить».
Дед как завопит: «Ты, сопляк, кого законам учить решил? Ты декрет Ленина „О земле“ читал? Где там написано, что я на своем участке не могу дом построить? Вы сюда зачем такой толпой пришли? Последние штаны с меня снять хотите? Напишу Буденному, что не всю белогвардейскую сволочь мы добили. Пора опять коней седлать».
Председатель правления первым ушел, за ним – остальные. Никто не стал в суд на старика подавать, побоялись, и правильно сделали! В тот год, когда старик фундамент заливал, Буденный еще живой был. Если бы старик ему письмо написал, то до Буденного оно бы, конечно, не дошло. На почте бы перехватили и в обком партии отправили бы. В обкоме бы за голову схватились: «Не дай бог у старика сердце прихватит! Буденный за своего конника всех в порошок сотрет. Пусть этот герой Гражданской войны хоть пятиэтажный дом у себя на участке строит, только бы он никому не жаловался». Председатель правления, чтобы к нему вопросов больше не было, договорился с какой-то школой, и оттуда послали к старику пионерский отряд. Ребятишки стихи ветерану прочитали, на входную дверь красную звезду прибили, пообещали над стариком шефство взять, но больше не появлялись. Пионервожатая не пустила.
