– Добрый день.
– Добрый день, – в кабину человек вошел первым и таким образом оказался позади полицейского.
– Это честь для нас, что сильные мира сего посетили нашу скромную обитель, – голос человека звучал приторно сладко.
– Отчего же? Мой род с вашим издревле живут вместе, а после Войны и вовсе стали гражданами одного государства. Времена меняются, – человек неприятно хихикнул.
– Ваша правда, милорд! Времена меняются и этому нельзя не радоваться, – двери лифта расползлись в стороны, Этцель и человек направились к двери наружу. Странный разговор насторожил полицейского, и он решил присмотреться к своему визави. Распахнув дверь, Этцель вышел на улицу, где живое солнце давало значительно больше света, чем светодиодные свечи и придержал дверь для шедшего за ним.
– Ох, благодарю, право не стоило, – человек засеменил к проему. Несмотря на поспешность этих неловких действий Этцель мог поклясться, что успел заметить на ушах выходившего те же полосы, что у Адлера. «Az istenit!»4 пронеслось в голове полицейского. – Всего хорошего, господин полицейский!
– И вам… – задумчиво произнес комиссар. Сев в автомобиль, он не сразу тронулся с места. Было уже около полудня, а он не знал ровным счетом ничего. Ни кем был сам Мар-Ямин, ни кем были свидетели, ни почему кто-то решил убить его, ни почему это произошло в Шарлоттенбурге… хотя последним вопросом он еще не задавался. Возможно, стоило не прислушиваться к Альбрун, а делать все по учебнику. Этцель снова выругался. Пятьсот лет жизни и три десятилетия стажа в полиции, а он, как юнец, делал то, что ему говорил Совет! Надо было незамедлительно ехать на место убийства! Шины «вандерера» взвизгнули от резкого старта автомобиля. Сине-серебряный луч устремился на юго-запад.
Этцель был так зол на самого себя, что не заметил, как пересек весь город. Только нейтральный голос коммутатора сообщил, что цель пути была достигнута. Найти парковку на Кантштрассе в полдень было непростой задачей. Круммештрассе была тоже забита под завязку. Кружа по кварталу, полицейский с горечью заметил, что по большому счету он, конечно, опоздал. Место преступления еще можно было распознать, но ленты оцепления были сорваны, а все возможные следы были смыты дождем, аккуратно убраны радивыми дворниками или стерты вечно спешащими берлинцами – ни о каких «свежих следах» говорить не приходилось. С другой стороны, вчера у полиции был целый час, прежде чем Совет заморозил расследование. На встрече сегодня утром и Брандт и Штайф говорили об этом! Этцель остановил машину вторым рядом на оживленной улице и включил аварийные огни – весьма распространенная практика в Берлине.
– Коммутатор, соединить с главой первого отделения криминальной полиции Брандтом. Статус вызова красный. – Увидев, кто звонит, и статус, старик скорее всего ответит. По крайней мере, полицейский на это рассчитывал.
– Брандт, – в салоне автомобиля словно повеяло холодом.
– Господин первый старший комиссар, это Этцель.
– Ну…
– Кхм, господин Брандт. Я сейчас нахожусь на месте преступления, здесь по понятным причинам искать нечего, однако, вчера вы одним из первых оказались здесь. Не могли бы вы рассказать, как это все вчера выглядело? Каждая деталь мне бы очень пригодилась.
– Этцель, ради этого ты звонишь?! Я думал все инструкции и необходимую информацию ты получил утром, – неожиданный холод в голосе старшего офицера постепенно переходил в жгучую вьюгу.
