Жорж ударился о стенку и сполз по ней, отключившись на миг. Тут же заерзал, пытаясь подняться, – все-таки был крепкий как бык. Но Маслов и участковый уже выворачивали руки, защелкивая наручники.
Уланов проскочил в комнату – там никого. На кухне тоже пусто.
– Второго нет, – сообщил он.
Жоржа оттащили в комнату и бросили на диван.
Тот встряхнул головой, возвращая резкость восприятия. Набрал воздуха в легкие и попытался заорать.
Маслов отвесил ему такую увесистую затрещину, что крик невольно захлебнулся:
– Рот раззявишь, поганка, я тебя по-настоящему вырублю.
Жорж поверил и заткнулся.
– А чего ты визг поднять хочешь? – нагнулся над ним Маслов. – Второго ждешь? Предупредить надеешься?
– Пошел на … – прохрипел Жорж и скривился от боли в голове.
Оперативники быстро осмотрели однокомнатную квартиру. Обстановка была стандартная – мебельная стенка, люстра из чешского стекла, кресла и диван с деревянными подлокотниками, низкий журнальный столик. Все чистенько, аккуратно – явно не притон. Планировка квартиры была улучшенная, с кухней в девять квадратных метров.
Ко всеобщему удовольствию, Уланов извлек из-под кровати обрез двуствольного ружья. В стволе был нагар.
– Чистить оружие надо, – сказал Уланов Жоржу.
Через десять минут зазвенел дверной звонок. И Маслов с Улановым, резко распахнув дверь, с силой вдернули в квартиру плечистого громилу. Хохол! Его-то и ждали!
Ему попытались заломить руки. Хохол молча сопротивлялся. Он оказался настолько силен, что Маслов не удержал его и чуть не получил кулаком в ответ. Уланов тоже удерживал жилистую руку с трудом, поэтому исхитрился и для расслабления наградил бандита таким ударом коленом в живот, которым слона можно снести. Хохол крякнул и потерял дыхание. После чего его запястья сковали браслеты.
– Ну вот, все и в сборе, граждане дебоширы, бандиты и разбойники, – оглядев задержанных, произнес Маслов. – Продолжим спектакль…
Понятые, следователи, осмотр – привычное мельтешение лиц, формальные слова, подписи на протоколах. К вечеру задержанных доставили в ИВС на Петровке.
Уланов беседовал с Жоржем. Того впечатлили уже первые эпизоды из перечня подвигов, на которые разговорились его соучастники. Соображал он быстро и конкретно, как и положено спортсмену. Голова его болела после удара, но это не помешало ему сообразить, в какую яму он угодил и что ему грозит обвинение в бандитизме, в покушении на сотрудников милиции, а в итоге – так и вообще исключительная мера наказания. Поэтому, помассировав виски и отказавшись от услуг врача, он сказал:
– Пиши, контора. Глядишь, еще звездочку накинут.
– Твоими бы устами, – хмыкнул Уланов.
Жорж выложил все подвиги, даже с верхом – упомянул грабеж, про который забыли его друзья.
Уланов закончил писать протокол часа через три. И то изложил все конспективно. Сделал круговые движения кистью, рука отнималась от долгой писанины.
Жорж расписался на каждом листе.
– Еще один принципиальный вопрос, – произнес Уланов. – Ты скидывал вещи?
– Нет. Хохол. Его задача. Его люди.
– А кому? В курсе?
– В курсе. Лосю.
– Это кто?
– Игнатий Лосев. Его нумизматы и букинисты знают. Личность известная. Коллекционер.
– А ему зачем столько было?
– Не под запись, потому что мне еще одна статья не нужна. Но я слышал, он с дипломатами якшается. На какое-то барахло импортное иконы меняет. И раскидывает по комиссионным магазинам. Денег у него немерено. Но я на него показывать не буду. И Хохол тоже не будет.
