Когда знакомство с храмом закончилось, на улице уже было совсем темно. Зимой всё-таки темнеет быстро. Громов на минуту зашёл в дом к Варфоломею, и, выйдя обратно, повёл наших друзей к себе в избушку. На вопрос Мити, «когда же всё-таки мы встретимся с Богопочтенным?», ответил неопределённо и неуверенно:
– Может завтра.
В избе Громова опять был накрыт стол. Митя, покопавшись в рюкзаке, достал небольшой фонарь на батарейках, и, схватившись за живот, с усердием громко промычал:
– Пардоньтесе, по нужде мне нужно.
Удобства, как и в любой деревне, здесь были во дворе. Правда, дворов здесь как таковых не было, потому что не было и заборов. Но здание-скворечник стоял невдалеке у каждой избы.
Митя, проходя мимо Викентьича, и изображая боль в кишечнике, негромко и быстро отрубил:
– Я задержусь. Не давай Громову выйти, займи его.
И, усердно пыхтя, выскочил.
Викентьич не знал, что задумал Митя. Но друга всё-таки решил подстраховать и завёл разговор с Громовым о язычестве.
Митя Шевченко в это время в темноте улочки перебежками добрался до Храма Сварога. Потянул за ручку, дверь была открыта. Нырнув быстро в храм, прижался к стене. В зале никого не было. Горевшие лампочки (видимо от электричества солнечных батарей) неярко освещали статую. Этого света вполне хватало, чтобы сделать фотографию Сварога. Митя вытащил из кармана мыльницу и несколько раз нажал на кнопку камеры. Сменив несколько раз расположение, Митя сделал уже более десятка снимков. Плёнка в фотоаппарате была им заряжена утром, в течение дня Митя мыльницей не пользовался, поэтому кадров для фотосъёмки оставалось ещё достаточно. Митя сделал ещё пару кадров и засобирался быстро вернуться к Громову, чтобы никто не заметил его отлучку. Но проходя мимо кельи Варфоломея не удержался, и потянул за ручку двери. Дверь поддалась. Митя на секунду задумался, а потом мгновенно нырнул внутрь.
В келье Варфоломея было несколько темновато. Митя оставил дверь приоткрытой. Он заметил небольшой шкаф, большой стол, дощатый диван, полки с книгами, чан с водой, и макет… Большой макет Саяно-Шушенской ГЭС, находившийся в углу стола, и высотой с полметра. Рядом на стене висела карта, в центре которой была опять же ГЭС, Саяно-Шушенское водохранилище и множество ромбиков разного цвета, разбросанных по всей карте. Митя автоматически нажал на пусковую кнопку камеры, наведя объектив на карту. Комнату озарила фотовспышка. А на плечо его легла тяжёлая рука и сзади кто-то властно произнёс:
– Конец фильма. Отдайте фотокамеру, молодой человек!
Мэри Лонг работала секретарём Джона Харли уже второй год. И четвертый год она была личным агентом директора ЦРУ Генри Гранта. Он завербовал её, когда Мэри только-только поступила на работу в Пентагон после окончания Американского университета в Вашингтоне. Отец Мэри полковник Лонг заканчивал тогда карьеру специалиста по восточной Европе в военном ведомстве и пристроил свою дочь стажёром в аппарат министра. Мэри была очень амбициозной и упрямой, к тому же очень красивой девушкой, и быстро выстроила собственную карьеру, дойдя за 3 года до должности личного секретаря министра.
Полковник гордился дочерью. Но однажды отпраздновав на службе (что было категорически запрещено) очередное движение вверх в карьере Мэри, захватил с собой из Пентагона очень секретные документы. Он и сам не понимал, как они оказались в его портфеле, но именно с ними его, пьяненького, застукали тогда вашингтонские полисмэны. За это полковнику полагалось тюремное наказание, или, как минимум, позорное изгнание со службы.
