Шуршание листов, запах чернил, скрип пера и бокал вина. На миг Рей прикрыл яркие голубые глаза.
– Благодарю. – Но в то время вернуться не мог. Запахнул туже ворот длинной туники, чувствуя небольшой озноб. Пища, еще одно непременное условие для поддержания энергии, которой ранее было переполнено его тело, и она вливалась отовсюду; а сейчас приходилось добывать ее примитивным способом. – Я поем с братьями, отец.
За оставшиеся полчаса до ужина чуда сотворить со скудными продуктами никто не смог бы. Преорху пришлось смириться, но уже жмурился, представляя наставника жующим репу.
Белый странник вновь отвернулся к окну от назойливого стремления угодить, которое его сильно напрягало. Преорх, не отыскав более повода задерживаться, оставил его одного размышлять. Или отдыхать от суеты.
Думы Рея вновь вернулись к той, кого искал. Осторожно приложил руку к груди и убедился, что сердце стучит так же часто, разочарованное тем, что и этот день прошел впустую – она не появилась. Сколько мест обошел, уже и сам не посчитал бы. И в каждом одно и то же – тщетные надежды, подавленность и грядущая дорога вдаль.
Вначале три сотни лет поставили его в тупик, но постепенно, роясь в записях и разбирая по буквам истории, ворохи слухов и обрывочные приписки, начал понимать, откуда они взялись – пошатнулся Порядок. Людям этого понять не дано и они, сознавая все же, что случилось нечто, отчего мертвые начали метаться, придумали свою версию, налепили подходящие объяснения для каждого случая, а за тем, что вовсе в голове не уложилось, обратились к шаманам. Шаманы видели и знали больше, однако кто станет слушать о вещах, вызывающих ужас? Их объявили лжецами и буквально за несколько лет эти люди перестали существовать, под разными предлогами прекратили свою жизнь и, следовательно, учения.
Шаманы сказали, что потерянные души, отрезанные от Вечности, трепыхались в последней своей агонии, ища любое вместилище, прежде чем успокоиться. Эти слова были записаны самим шаманом и сохранились в библиотеке. Может, кто поленился разобрать пыльные древности, уничтожить тексты; так и достиг укор своей цели.
Вот что они сделали. Чему поспособствовали. Рей опустил взгляд на свои руки в перчатках, пошевелил пальцами и невесело искривил губы, понимая, что после такого вряд ли Смерть вообще соизволит задуматься о нем, не то чтобы исполнить просьбу. В которой отказала, к тому же.
Не будь он таким упертым… Не застрянь та девушка так в мыслях… Подумай он хоть о чем-то кроме вдруг возникшего желания… Вместо того, чтобы вставить в колесо еще одну палку, уговорил бы Кая и Дара уйти, ведь он мог.
Вынужденный помимо истории знакомиться с прелюбопытнейшими измышлениями различных авторов, Рей начал понимать. И хоть он лишился титула Великого и, судя по обретенной способности стареть, даже благословения Вечности, двинулся к постижению ценности жизни. Жить ради жизни? Ради того, чтобы дышать, потреблять? Он задумывался, зачем тогда человек обладает развитым сознанием. Если во всем ищет смысл, то он не может жить как зверь. Дошел до того, что жизнь ценна не тем, чтобы просто подчиняться животным инстинктам, а тем, чем человек ее сам наполняет, лелеет, дорожит. А еще до принятия того, что чужая жизнь имеет такую же ценность и так же важна, как и собственная.
О таких вещах он не задумывался до того. Не было надобности.
