– Но вы же сказали, дети знают, что рисовать, – пытаясь оправдаться, промямлила я.
– Дети-то знают, – передразнила мою интонацию Валька. – А уроды – нет. А судя по рисункам, ты позвала на конкурс именно уродов.
В чем была разница между детьми и уродами, как отличать их, я не поняла. Не поняла и где в школе учатся дети, которых следовало бы позвать на конкурс. Ведь я обошла все существующие классы, и, как выяснилось, в них учатся сплошные уроды.
– А ты что, по второму этажу ходила? – внезапно прозрела Валька.
Я кивнула.
– Так дети же учатся на первом этаже, в другом крыле здания. А у нас здесь только старшие классы. Ты что, сообразить не могла, что это детский конкурс, для малышей?
Сообразить-то может я и могла. Только как было догадаться про другое крыло, если я впервые бродила по незнакомому зданию школы. Зато теперь стало понятно, что не давало мне покоя, когда я знакомилась. Очень странно было звать подростков на этот конкурс. Но и поручение было дано без уточнений. Я его выполнила, отчиталась и начальницу все устроило. В этот момент мне показалось, что Валька почувствовала свою вину.
– Значит так. На первый раз спасу. С урока снимешь пятые классы. Они хоть не очень взрослые, но еще адекватные. Заставишь их преобразить этот позор в цветочки и кораблики.
– А мелки у них есть? – уточнила я.
– Мелки я у уродов отберу!
Валька направилась в наш кабинет, и я засеменила за ней. Начало школьного дня неумолимо приближалось. Я глядела в окно и видела толпы, идущие в школу. Как от росписей парадного входа обалдевали учителя, смеялись ученики и возмущённо махали руками родители малышни.
Дверь в кабинет распахнулась. На пороге показался здоровенный детина, похожий на орангутанга, с такими же огромными, длинными и неуклюжими руками.
– Тебе чего, Сидоров? – спросила начальница.
– У меня украли стул, – ответил он и подошёл ко мне.
Валентина Петровна сразу углубилась в работу, показывая всем своим видом, что сейчас ее нельзя беспокоить. Сидоров молча сгреб меня в охапку, поднял со стула и прислонил к стене. Взял стул, ткнул на него своим огромным пальцем-сосиской.
– Это мой стул. Я подписал – Сидоров, чтоб не украли. Видишь надпись? Поняла?
– Поняла, – только и смогла согласиться я.
Орангутанг ушёл и унёс стул. Валька тут же отвлеклась от своих бумаг и покачала головой.
– Никакого уважения к педагогическому персоналу. А из такой приличной семьи. Но ты не переживай, я ему за это на уроке двойку влеплю, – успокоила меня.
Дверь в кабинет снова открылась, и вошла директриса.
– Откуда взялась эта порнография на асфальте? Кто автор?
– Выясняем сейчас, Лариса Геннадьевна. Не волнуйтесь, найдём и накажем виновных.
Директриса не волновалась. Ее голос напрочь был лишен эмоций. Она говорила так, будто объявляла на вокзале расписание поездов.
– Не просто накажем, Валентина Петровна, а вызовем в школу родителей. Поставим вопрос об отчислении.
– Ну, зачем сразу отчислять…
– А затем, что этот вопиющий факт не укладывается в голове. Школьники не просто спонтанно нарисовали гадости, а хорошо к ним подготовились. Разными цветами разукрасили. Значит, акцию разработали заранее.
Тут Лариса Геннадьевна увидела меня.
– Да садись ты, чего вскочила как школьница?
– У меня стула нет.
Директриса вопросительно посмотрела на Вальку.
– Стул организатору не особо и нужен, – заюлила та. – Она ж не сидит на месте. Бегает по классам, с детишками работает. Такая молодец девчонка, я очень довольна.
