Вот бывает же так, еще ничего не произошло, а тебе становится необъяснимо страшно. Как будто внутри обрывается, и ты знаешь заранее: кто-то умер. Или что-то закончилось. Что-то настолько важное, что уж лучше бы кто-то умер.
Вопреки моим предчувствиям, Агриппина спокойно подняла голову от журнала, в котором делала пометки, и улыбнулась деду. И было в этой улыбке и сожаление, и какая-то горечь, и принятие неизбежности происходящего.
- Мариночка, выйди в зал, но от кабинета не отходи, - бросила она, не сводя взгляда с мужа.
Не сказать, что я была такой уж послушной девочкой, но все еще придавленная странностью происходящего, выскользнула за дверь. Закрывая ее за собой ровно настолько, чтобы быть в курсе, о чем говорят взрослые, я услышала:
- Я все знаю, Агриппина, - резко бросил Виктор Иванович.
Я сразу представила, как он опирается руками о столешницу, нависая над Агриппиной Павловной, которая в этот момент еще сильнее расправляет спину и с презрительной усмешкой сощуривает глаза.
- М-да? Ну и сколько притоков у Дуная?
- Не ёрничай!
Похоже, дед не встревожен, а очень... зол? Да что там происходит?! Я приникла к оставленной щелке и затаила дыхание.
- Мне явился Мхефиаансиан!
- А сколько ты до этого выпил? - вопреки своему вопросу, Агриппина Павловна посерьезнела.
- Нисколько! Он предупредил, что ему нужен светоч этого мира, иначе он возьмется за старое, и начнет с меня. Как думаешь, с чего бы вдруг? - негромко поинтересовался Виктор Иванович.
- Вот темный ублюдок! Как медом ему тут намазано, - пробормотала бабка, с досадой хлопнув по столу.
- И я ему обещал его дать, - понизив голос почти до шепота, продолжил дед. - Потому что никому из них тут не место, пусть убираются в свою преисподнюю, слышишь?!
Что такое преисподняя я не знала, но от одного слова веяло какой-то жутью.
- Витя, ты спятил?! - рявкнула бабка, как будто становясь крупнее, и на какой-то момент мне показалось, что за ее спиной вот-вот расправятся крылья. - Может и мне туда отправиться предложишь?
Виктор Иванович нервно сглотнул, но не отступил. Так и стоял, опустив голову и буравя взглядом длинные суставчатые пальцы жены, на которых красовались кольца, на мой взгляд, просто невероятной, сказочной красоты.
- Я... я не это имел ввиду, и ты прекрасно это знаешь, - пробормотал он. - Я поклялся сделать все, чтобы он оставил нас в покое.
Агриппина Павловна ругалась очень долго. Я не знала и половины слов, которые она употребляла, а вот дед, судя по становящейся красной над белоснежным воротником рубашки шее, был как раз прекрасно осведомлен об их значении. И то ли не одобрял их употребления, то ли не ожидал от Агриппины такой информированности в этом вопросе.
- Этот старый м...к может делать что угодно и с кем угодно, но ее он не получит! - в конце своей речи припечатала она.
- Вот как? Между прочим, твой муж, Агриппина, всего лишь старый человек, - едва сдерживая ярость, тихо проговорил Виктор Иванович, тяжело опускаясь на мой стул. - Который всю жизнь двигал вперед науку этой страны, и честно заслужил внимание блистательной вдовы чиновника средней руки и свое ректорское кресло. Я хочу дожить свою жизнь в мире и согласии с тобой, с собой и своим банковским счетом! И у меня совершенно нет желания стать неизвестно чьей жертвой. Поэтому...
- Тебе будет легче, если это буду я? - от голоса Агриппины у меня по спине продрал мороз.
