– Хватит.
Тристан споткнулся и, к счастью, ударился плечом о грубую бугристую поверхность. Кирпичи. Хвала богам. Стена. Её основательность помогала бороться с главным страхом – темнотой. Пальцы в волдырях бежали по изгибу стены всё дальше и дальше, но конца не предвиделось. Где ж эта богами забытая дверь?
Он остановился, чтобы глубоко вдохнуть. «Тристан, дыши». Нужно выбраться отсюда и найти Сэйдж. Эви… Отто поймал Эви и мучает её…
Нет. Нельзя сейчас думать об этом. Не теперь.
Он пошёл дальше вдоль стены, ощупывая её сверху донизу. Шёл, как по сводящей с ума петле. Прошли минуты? Часы? Он не знал.
На миг он прикрыл от усталости глаза. Какая разница? Нет, отсюда никакими силами не вырваться… тем более, без магии. Это же не клетка в летнем доме короля, это темница, приготовленная специально для того, чтобы содержать и мучать его.
Ирония ситуации от него не ускользнула.
Безнадёга – ужасное чувство, не говоря уж о том, что никчёмное. Но Тристан чувствовал, как надежда иссякает, опускаясь на колени второй раз за день.
Он застонал: ему не хватало безразличия, не получалось погасить эмоции, как костёр. Так было бы легче, чем сейчас, когда внутри всё горело. Но у него не получалось сохранять безразличие, когда дело касалось Сэйдж. Это он уже понял, как понял – по вздыбившимся волоскам на шее, – что он в комнате не один.
– Мальчик мой, выглядишь просто кошмарно.
За ноющими глазами вспыхнула ярость, зрение тщилось разглядеть впереди Бенедикта. У короля имелись приспособления для охоты в темноте, он использовал их в прошлый раз, чтобы пытать Тристана. Может, в прошлой жизни Тристан и оценил бы эффектность, но в этой хотелось лишь садануть королю по зубам.
Поднявшись на дрожащие ноги, он постарался выдержать ровный тон.
– Что ж, привычное для тебя зрелище, Бенедикт. Будто в зеркало посмотрелся.
Бенедикт хохотнул.
– Ну, ну. Зачем же грубить. Я просто пришёл побеседовать.
– Пытка уже началась?
Тристан знал, что будут бить, и пытался определить, куда прилетит удар. Первый пришёлся в живот, и такой, что воздух выбило из лёгких, а колени подломились. У стражника что, кастет? Боги, как же больно!
Бенедикт снова усмехнулся. Тристан вздохнул с острой, дезориентирующей болью в корпусе. Ничего, он был привычен к боли, к агонии глубже вод Сиреневого моря. Он давно уже научился отдаваться этой боли, а не избегать её.
Грубые руки застегнули плотные металлические наручники на запястьях Тристана, сдирая кожу, – тот дёрнулся, натянул вделанные в стену цепи. Почему-то неподвижность оказалась хуже боли.
Король издевался:
– Какое разочарование. Я надеялся на культурный разговор.
– Светские беседы мне никогда не удавались.
В боку теперь билась острая боль. Чудесно. Ушиб ребра.
Король протянул:
– Тогда перейду к делу. Мне нужна пара гивров, и немедленно.
Пришла очередь Тристана смеяться.
– И с какого это пустыря я стану тебе помогать хоть в чём-нибудь?
– Давай-ка пролью свет на этот вопрос. – Раздался шорох, и комнату затопил тусклый свет факела. На чувствительные глаза Тристана навернулись слёзы, и он быстро заморгал. – Вот. Теперь тебе видно меня получше.
– Какой ужас. Погаси.
Ещё один удар в живот, но в этот раз Тристан увидел летящий кулак и успел собраться. «Радуюсь мелочам».
Бенедикта Тристан тоже разглядел в свете факела: безупречно уложенные волосы, хорошо пошитая одежда, на фоне которой изорванный наряд Тристана смотрелся лохмотьями.
