Поэтому трансцендентальный идеализм стремится обойти это следствие и удержать временную непрерывность и закономерную последовательность причины и следствия. При этом, однако, он снова допускает, что ход причинности не совпадает непосредственно с содержанием сознания, задаваемым восприятиями, т. е. что якобы имманентная причинность не может быть имманентной в конце концов. Лишь на короткие промежутки времени изменение содержания восприятия может иногда совпадать с ходом причинности, хотя даже в этих пределах восприятие всегда будет неполным, а причины и следствия будут содержать гораздо больше, чем восприятие передает сознанию. Однако эти краткие эпизоды частичной конгруэнтности стоят как оазисы в пустыне случайности и беспорядка, в которой изначально предстает ход восприятия. Каждая попытка сориентироваться в этом хаосе есть в то же время попытка выйти за пределы чисто имманентной причинности, дополнить и скорректировать ее через части, трансцендирующие сознание. Трансцендентальный идеализм, в той мере, в какой он хочет быть не чистым агностицизмом, а позитивной эпистемологией, не делает ничего другого.
Причина, которая для восприятия отделена от следствия временным интервалом, должна быть сохранена в мысли как сохраняющаяся; причина, которая воспринимается только после следствия, должна быть сдвинута мыслью назад и спроецирована во временной prius следствия. Но абстрактная идея причины не является перцептивным объектом причины; она, конечно, может вызывать образные ассоциации, но не может оказывать имманентную каузальность, как это, как предполагается, могут делать перцептивные объекты. Более того, даже абстрактная идея причины не обязательно должна явно присутствовать в момент, предшествующий эффекту, но может сама возникать лишь через определенные промежутки времени (как у анархиста, который, возможно, время от времени думал о взрывном устройстве в течение ночи, но его (370) внимание было отвлечено чем-то другим как раз в момент перед взрывом) или может вообще возникнуть только после эффекта (например, мысль, что этот аппарат и эта ручка привели к предыдущему поразительному эффекту карманника). Мысль, возникшая в другое время, которая проецирует причину на время, предшествующее эффекту, никогда не может быть причиной возникновения эффекта.
Причина должна была каким-то образом существовать в момент возникновения эффекта, не будучи при этом существующей в восприятии. Возможно, она существовала в этот момент времени в другом сознании (например, восприятие аппарата и ручки в сознании карманника). Но для моего хода сознания случайно, имело ли это место или нет, и причинность должна быть объяснена, даже если этого не произошло (например, хорошо спрятанное взрывное устройство никто не заметил с того момента, как оно было заложено, и до того, как оно взорвалось). Даже восприятие в сознании другого человека или животного уже является чем-то трансцендентным для моего сознания; поэтому, если бы восприятие в другом сознании стало причиной восприятия в моем сознании, это, очевидно, было бы уже не имманентной, а трансцендентной причинностью. Имманентной может быть названа только та причинность, которая имеет место в содержании одного и того же сознания. Возможные восприятия других сознаний, а также абстрактные мысли собственного сознания должны быть, таким образом, проигнорированы; непосредственной причиной эффекта может быть только восприятие собственного сознания в момент, предшествующий эффекту. Но если оно не содержится как восприятие в этом сознании в данный момент, то оно должно присутствовать как нечто другое, чтобы иметь возможность оказать воздействие. Таким образом, вопрос сводится к следующему: Что является содержанием сознания, пока оно не осознается?
