Ученики Берендея - страница 43

Тотчас удалось высмотреть детали мне, вооружённым глазом коих не увидеть. Стал наводящие задавать вопросы; моё второе Я тоже подбрасывало материалы, после озвучивания которых из себя колдунишка выходил. В конце концов, я дал понять, что наблюдаю множество ловушек, затем так прямо и спросил: кто ставил, для кого? Не помнит, говорит, давно то было. Гадать лишь оставалось, скольких предшественников моих он в цепи заковал. Случись, на мне споткнётся, с дистанции сойдёт. Однажды и ему придёт черёд платить по счёту. Озарило невзначай: вдруг да вытащу сколько-нибудь собратьев, свободой одарю. Пришлось одёрнуть хвастуна; ПРЕВОЗНОШЕНИЕ СЕБЯ НЕСМЕТНЫЕ РАТИ СВЕЛО ЗА БЕЗДНЫ КРАЙ.

Видение возникло пред глазами: как будто очутились мы у котлована на краю… Да так оно и есть, не сплю же! Карьер отверзся рукотворный у самых ног. Там копошились люди в униформе телесного цвета. Собакоподобные стражи швыряли вниз ржавые консервные банки, драную ветошь, и эти жалкие невольники набрасывались на работу, благодетелей превознося. Над котлованом простирались пыль и скрежет, издали различимые едва. Рукотворный туман скрадывал от глаз наблюдателя подробности ландшафта на краю противоположном, а запах пота ноздри раздирал, чего и не заметишь сразу. До тошноты торчать тут я не рискну.

Да уж, незавидная карьера, − я на Поприще покосился. Мимо скольких карьеров нас с Евгением провела дорожка, с умыслом каким? Да уж, зрелище не из приятных. Я отметал впечатленье первое, стал различать отдельные черты; были особенно заметны укоренившиеся привычки к заискиванию, подсиживанию, − как говорят, каждый получает по делам своим. И ты подумай, заглянув сюда однажды. А умысел стал принимать очертанья зримые. Хитрость, вероятно, заключена в поверхностном ознакомлении с удобствами сектора, пока в Девятом кто не выразит желанья остаться. В подарок отменные игрушки получает тотчас − кандалы с компанией подобных простофиль.

Да они твоего окончательного решенья ждут!

Наверх, едва ли не к нашим ногам, консервная банка полетела. Я не поверил: была она отполирована до зеркальных бликов. За беспокойство страж собакоподобный, пришелец грозный извинился перед нами, шестипалою рукою поднял, оценил усилия. Затем… дохнул на её поверхность. Банка полетела вниз, совершенно ржавая, и попала в те же руки.

О, ужас!

Вот такие они у нас, − нарушил вдруг молчание колдун. Переступил через обиду Поприще-Данеягнят, надеется дожить до дня и часа, когда я, сытый и ленивый в желаниях своих, до нужного вопроса снизойду: «Чего тебе надобно, старче?»

Внизу ударили скрипуче склянки, − по стеклу гвоздём куда приятней будет звук. Стражи на тележках прикатили чаны, облепленные жирными насекомыми, вывернули прямо на головы узников содержимое… Не берусь судить, чем тут кормят, сам запах принуждал забыть о пище. Да и цвет жижи художника взяться за кисть никогда бы не призвал.

− Нам пора, − скромненько заметил Поприще.

− Твои рабы? − с наигранной беззаботностью поинтересовался я.

Он встал, как вкопанный.

− Верно, это рабы. Но чьи − о том я лучше умолчу.

И встрепенулось мое Я. Из жизни этих бывших некогда людьми существ мне показали характерный эпизод. При жизни, настолько хламом обросли они, что не замечали сами, что творят. Часть планеты, что им Господь доверил, зарос травищей, − она от глаз и скрыла мусор весь: авось сгодится. Тряпьё, пластмасса и железки − груды, залежи, курганы, найти же что-то в том бедламе ничего решительно нельзя.