И вот уже, состарившись, садовник получает от своего друга письмо. Одному богу известно, сколько лет странствовало оно по морям, какие всадники, какие корабли, какие караваны поочередно несли его, прежде чем оно попало к нему в сад. В письме было всего несколько слов:
«Сегодня утром я подстригал мои розы…»
Отныне садовник потерял покой. Он только и делал, что расспрашивал о географии, о навигации, о почтовых путях, о караванах, о войнах между царствами. А через три года ему разрешили с оказией отправить другу письмо.
Целыми днями садовник только и делал, что выводил свои каракули, зачеркивал и принимался писать заново, ибо он чувствовал, что должен сообщить что-то очень важное, очень сокровенное, может быть, все, что он понял и почувствовал за свою долгую жизнь в разлуке, – ему надо было выразить любовь.
И вот, краснея от смущения, он послал ответ. Это была жаркая молитва, выраженная простыми, старательно и неумело написанными словами:
«Сегодня утром я тоже подстригал мои розы…»
Я плачу, когда читаю эти строки. И понимаю: ужас нашей профессии в том, что главное нельзя выразить словами. А между тем все, что есть у нас в чемоданчике с инструментами, – это слова, слова, слова…
Что ж нам делать? Пустословие – полноправный смертный грех, нам с вами незачем взваливать его на свои плечи. Значит, прежде чем рука потянется к перу, перо – к бумаге, мы должны сами жить, расти, очаровываться, разочаровываться, заблуждаться, искать выход из безвыходных положений, падать, подниматься и начинать все сначала, любой ценой стараться открыть свое сердце, сопереживать всем и каждому, научиться прощать, понимать, обрести спасительное чувство юмора, вселенский, философский подход к событиям и людям, окружить себя книжками древних мудрецов и Учителей (смело за них ручаюсь: не подведут!): Лао-цзы, Чжуан-цзы, Будда, Иисус, Диоген, Сократ, Сенека, Кришнамурти, Ошо, японский поэт Басё… просветленные всех времен и народов должны стать нашими постоянными спутниками и советчиками.
И это в тесном переплетении с золотым правилом – оттачивать ясное, острое видение, наблюдать, накапливать.
Иначе что ты мне хочешь предложить, представ предо мною на экране телевизора, на книжной или газетной полосе? Глупости у меня своей хватает, страха, ненависти, тревоги – этого добра у каждого больше, чем хотелось бы. Что ты мне можешь дать? Чем одарить?
Вы скажете: если так рассуждать, то вообще не вымолвишь и слова, особенно перед микрофоном или камерой, перед чистым листом бумаги. А я вам отвечу: вот и отлично. В мире так мало тишины. А настоящее слово выходит из тишины и в тишину вас уводит. Чтобы услышать такое слово и чтобы его произнести – нужна большая осторожность и большая внимательность. Как говорил Лао-цзы: «Там, где все идут уверенно, я пробираюсь осторожно, как будто в бурю».
У прекрасной песенницы Новеллы Матвеевой есть такие строки:
Он может умереть, пока слова готовит,
Но не готовых слов он не произнесет…
Поэтому меня не огорчает, а радует, что Юля Панкратьева никак не может начать свой дипломный фильм, не знает, с какого бока подступиться.
Как-то раз я принесла на занятие старую черную папку, доставшуюся мне по наследству от сестры моей бабушки тетки Анны. Там хранились пожелтевшие ученические тетрадки ее сына, рисунки, школьный дневник, его письма с фронта. Он не вернулся с войны. Муж тетки Анны был комендантом Кремля, потом его арестовали, сослали. Больше они никогда не виделись. В папке хранятся три его письма.
