– У меня действительно жутко болит голова, – произнёс он искренне. – После вчерашнего, просто невыносимо. Меня два раза вытошнило.
– Мне ты мог бы об этом и не рассказывать, – хохотнула Линда.
Эриксон даже не представлял себе, где в комнате учителя Скуле можно было бы найти аспирин. Пытался вспомнить, где у них с Хельгой хранятся таблетки, но не мог. Если у него болела голова, он просто просил лекарство, и Хельга приносила. Где жена его брала, он понятия не имел.
Он подошёл к платяному шкафу и уже совсем было хотел открыть его, но, потянув носом, учуял странный неприятный запах, доносившийся изнутри, и передумал открывать дверцу. Да и бумажка, удерживающая створки закрытыми, непременно выпала бы, и пришлось бы тогда возиться с ней.
Эриксон прошёл на кухню и принялся открывать навесные шкафы и выдвигать ящички стола. Ничего кроме нескольких жестяных банок, бутылки с какой-то жидкостью, десятка пакетиков растворимого кофе «три в одном», нескольких ложек, вилок и ножей там не было. Холодильник тоже оказался совершенно пуст, если не считать огрызка заплесневелого сыра и банки пива. Пива сейчас выпить было бы, наверное, неплохо, но его ждала в спальне Линда, поэтому он только облизнулся.
Таблетки обнаружились в туалете, в шкафчике над умывальником. Открыв шкафчик, Эриксон вдруг увидел в зеркале своё отражение.
«Зеркало! – пронзила его мысль. – Вот то, что мне нужно. Как же я раньше-то не сообразил».
Он всмотрелся и увидел себя. Себя, да, Витлава Эриксона, инженера известной строительной компании, того самого, которого знал едва ли не с самого рождения, перемены в чьей внешности наблюдал год за годом, и на чьем лице он с закрытыми глазами показал бы каждую родинку, каждый прыщик, каждую щетинку.
Эриксон почувствовал огромное облегчение, словно и правда поверил, что может в какой-то момент оказаться пресловутым Якобом Скуле, что взглянет в зеркало и не узнает себя, увидит совершенно чужое ему лицо с тонкой полоской усиков, с оттопыренными ушами и давно не стрижеными волосами. Именно таким он представлял себе сейчас учителя музыки Якоба Скуле.
– Эй! – услышал он голос из спальни. – Долго мне ещё ждать любовных утех?
Любовные утехи не входили сейчас в планы Эриксона и он даже, честно говоря, не был уверен в успехе мероприятия по предоставлению Линде этих самых утех. По крайней мере, пока аспирин не начнёт действовать, ни о каких бурных страстях можно было даже и не думать, ибо они грозили моментальным взрывом мозга или слепотой от вспышки головной боли.
– Уже иду, – отозвался он, направляясь в кухню.
Там он положил в рот две таблетки и запил их стаканом тёплой противной воды. Потом несколько минут стоял, прислушиваясь к себе: не накатит ли сейчас, как давеча, тошнота, и не придётся ли ему тут же и избавиться от принятого лекарства.
Но нет, слава богу, тошнота не скрутила его возле унитаза, хотя желудок и принялся отчаянно бурлить, журчать и грозить извержением. Впрочем, он был уже опустошён, так что дальше угроз дело не пошло.
Когда он прибыл в спальню, Линда лежала на кровати. Она только сняла клоунские трико и трусики, обнажив стройные ноги и неплохой формы попку, ярко выделявшуюся своей белизной в форме трусиков. Под живот она подложила подушку, так что первым, что увидел Эриксон, войдя в комнату, была её приподнятая белоснежная попка и чёрный ручеёк волос, спускающийся от промежности к лобку. Клоунская шапочка тоже была снята, и её роскошные в своей густоте чёрные волосы рассыпались по спине и белой простыне.
