Удача Бурхарда Грэма - страница 16
Воображение перенесло в битву. Склеп зашевелился, кости обросли плотью, взревели, зарычали. В глазах вспыхнула ненависть и накинулись друг на друга, пошли рвать-колоть, пока до единого не перебились…
– Надо повесить табличку «Армицефалы и зверодревы. Армагеддон», заживу, как в музее, – подумал-подумал: где её взять? Нацарапал рядом с дверью. – Пожалуй, прихвачу одного. Веселее будет.
Выбрал скелетик поприличней, с тигродревом на плечах, отволок за дверь, поставил у стены, где висит подфакельник.
– И тебе дело нашлось. Гляди, не проворонь. Ходят тут всякие, жрут без разбору… Что это?
Над хмельными косами играла витражными оттенками башенка для огня. Потемневшая медь очищалась утренними лучами, просыпалась, потягивалась, как младенец в кроватке, жмурясь миниатюрными бойничками.
– Потерпи, дружок, – забил древком когти в пол намертво, – чтоб не ушёл, – запрыгнул на колено, подтянулся за позвоночник, по рёбрам забрался, как по лесенке, стал на плечи. – С добрым утром, – заглянул в башенку, потряс – пусто. – Точно, с ума схожу. Сну поверил… – оглянулся, на противоположной стене брат-близнец счастьем светится. – Так-так, рано в сумасшедшие. Проведаю братца, чего такой довольный.
Сбегал в склеп, украл сэра буйвола, розовые кучери на плечах, по пути рога отпали. Не хотел стоять у стенки: копытные стопы ехали по полу, пришлось копьём пригвоздить. Взобрался на розарий, исцарапал ботинки, но порча того стоила. Из башенки, заглушая розы, поднималось кофейное вдохновение.
– Как же достать, – исколол пальцы, издеваясь, цокала защёлка. – Ага, понял: башенка требует огня, нагретая медь высыпает зёрна.
Спрыгнул на пол, поднимаюсь, а вокруг бал-маскарад: все беззвучно общаются, стол скачет, стены кишат, маски поголовно усатые, ресничками дёргают. Меня увидели, замерли в позе мимов, дела бросили, таращатся.
– Зрасссьте… А у нас тут день открытых дверей, – идиотски улыбнулся, ладошки незаметно к сюртуку прижались, рапиры, ногопилы на месте, уверенность не прощупывалась, – уведомили бы, что в гости… кофейку бы…
По войне знаю – серьёзные парни болтать не любят, за них говорят пули. Когда порох кончается, наступает время слов. С тараканами намного серьёзней, они не слышали о порохе.
Пока выбирал, чем сражаться, двое без предисловий напали, закололи, захлестали. Мои рапиры тоже заговорили пиратской руганью. Нападающий слева получил ниже забрала, брызнул джемом, завалился на спинку. Община сбежалась на поминки.
– Эй, господа, не троньте друга! Теперь он мне дороже, чем вам.
Озверев от невосполнимой потери, другое насекомое со слезами бросилось мстить. Не подводившее мастерство дало осечку. Усики не фехтовали, они сбривали недельную щетину со скоростью соловьиного свиста. Ленивая Фортуна едва не угробила любимчика кровавой росписью на лице. Рапиры не дотягивались к горлу ничтожные полдюйма, ногопилы расползались на джеме, по микронам загоняя меня к безрогому буйволу, пригвождённому к полу.
– Хвала зверодревам! Где ты так долго был?
Мы кинулись друг на друга одновременно: иглоусые клинки на максимальную длину, навстречу копье армицефала. Нанизанный рыцарь брыкался, пока не затих, в окружении причитающих родственников. О том, что между раундами отдых, там не знали. Из камина высыпало полчище, построилось. Пришлёпал жирный командующий вразвалочку, тыкнул усиком в мою сторону. Солдатики отчеканивали, как на плацу: все одного размера, одинаково вооружены, в начищенных латах, шли нога в ногу. Воевать с такими бойцами, не захотел бы и тигр. Требовалось другое решение. Оглянулся по сторонам: дверь до сих пор открыта. Недолго думая, в склеп: жду за дверью. Рыцари следом, доспехами гремят; только последний зашёл – запер всё войско на кладбище. С командиром остались один на один. Тот не струсил, выпрямил усы и в драку, и тут…