– Что ты сказала? – спрашивает Су, вдруг обнаружив меня рядом с собой за столом.
– Я сказала, чихай на здоровье. Это про пыль в ноздрях. Что-нибудь не так?
Она смотрит задумчиво, словно прощаясь, но я не реагирую. Знакомый взгляд, знакомое подсасывание внизу живота, смотри, сколько хочешь, ты больше не обманешь меня этими условными прощаниями навек, этими всхлипами «ты мне не веришь?!». Ну не верю, а что это меняет?
– Я пойду, – встает Су, прощально-роковой взгляд сменяется удивлением. – Что-то с тобой не так.
– Я тоже пойду. Мне надо в редакцию.
– Мне нехорошо, – бормочет Су, обхватив горло рукой.
– Если хочешь успокоиться и прийти в норму, не ходи сегодня вечером никуда. Что изменится? Ты обнаружишь в кафе человека, похожего на этого Карловича…
– Корневича.
– Корневича, какая разница, и начнешь убеждать мужика, что вчера застрелила его в своей квартире, а потом закинула в мусорный контейнер.
– Я только подойду поближе и посмотрю, как он отреагирует на меня.
– Да как вообще все на тебя реагируют?! Су, ну давай сделаем так, как договорились. Давай отдохнем, а вечером встретимся и все подробнейшим образом обмозгуем, ну ты же сама сказала, что должно пройти время, чтобы осознать этот бред, а?!
– Давай.
– До вечера?
– Хорошо. А почему его напарник так поступил? Почему нас не посадили?
– Мы договорились – вечером.
– А, да. А про чихание ты хорошо сказала. Смешно… Вера!
– Ну что, наконец?
– Я тебя люблю.
В редакции застряла до шести, с завистью поглядывая в открытое окно. Там шевелило занавески лето. А когда спускалась по ступенькам, прощаясь с учеными дамами, увидела Хрустова у дверцы машины. Стоит, оперешись на локоть, ноги скрещены. Рубашка белая, брюки белые, туфли – белые! Молчаливый ритуал усаживания в машину. О, да он пахнет! Пока ехали, напряженно думала, почему я хочу именно этого мужика? Не случилось ли со мной какой неприятности на фоне длительного воздержания, чтобы вот так, без сопротивления с моей стороны и видимости ухаживания с его, затаив дыхание наблюдать, как он, торжественно дыша, расстегивает пуговицы на рубашке?! Завораживающее зрелище. А что у нас на рукавах? Запонки. Вытаскиваю запонку – это мы уже в моей квартире, в коридоре, мы застряли здесь с расстегиванием рубашки, рассматриваю прозрачный камушек и засовываю в рот. Одеколон его мне не нравится, но я молчу, потому что под мышками и внизу живота он пахнет так же, как ночью. Я вообще молчу до тех пор, пока не зазвонил телефон. Я молчала бы и дальше и просто выдернула бы вилку из розетки, но голый мужчина берет трубку, я катаю во рту запонку. Он ничего не говорит, только слушает, потом молча протягивает мне трубку. Голос безликий, как рассвет в тумане.
– Вера? Ты меня слышишь? Я его опять застрелила.
Я дергаюсь и оборачиваюсь к Хрустову, закрыв рот ладонью.
– Что? – ритуал молчания нарушен. Он смотрит на меня снизу, лежа на спине. – Ну говори, что случилось?
– Я проглотила твою запонку.
– Какую запонку? – кричит Су в трубку. – Что с тобой? Я сказала, что опять его застрелила! Он лежит там же, в комнате на ковре, из груди у него течет, а в прошлый раз не текло. Приезжай, пожалуйста. Мне как-то не по себе.
– Да ерунда, не нервничай. Мы с Хрустовым сейчас подъедем, а ты подтащи пока мусорный контейнер к подъезду.
– Хорошо, – покорно говорит Су.
– Это шутка, – объясняю я на всякий случай, но она уже положила трубку.
