– А вы уверены, что он умер? – вопрос к санитару. Тот высоко поднимает брови и приоткрывает рот.
Су берет руку Корневича, держит ее и опускает осторожно на место.
– Холодная… А где, вы говорите, врач?
Хирург Менцель. Драит щеткой руки над раковиной, черные волнистые волосы из-под зеленой шапочки, зеленые же штаны и фартук неопределенного цвета в пятнах. Он начинает тщательно вытирать палец за пальцем, его растопыренная кисть торжественно торчит перед породистым лицом в очках.
– Родственники убитого?
– А вы еще не делали вскрытие? – спрашивает Су. Вопрос вызывает у доктора замешательство, вероятно, это не тот вопрос, который обычно задают родственники. – Как вы определили, что он действительно умер?
Я незаметно дергаю ее сзади за кофточку.
– Это неприятная процедура, – задумчиво говорит доктор, подходя поближе и оглядывая Су. – Вот, например, я могу показать вам, как я определяю, что вы еще живы. Пульс, разрешите? И язык покажите заодно.
Ее кисть безвольно свисает из большой и, вероятно, очень чистой руки. Красивая форма ногтей у этого доктора.
– Пульс повышен, глаза воспалены, дыхание сбивается. Вы, несомненно, живы, но перепуганы и устали. Боитесь трупов? Откуда такие вопросы?
– Я только хочу знать, когда вы будете делать вскрытие? Вы же должны это делать для определения причины смерти?
– Хотите присутствовать на вскрытии? – тычет доктор указательным пальцем.
– А можно?
Мне становится плохо. Я не предполагала, что сегодня нам грозит еще и вскрытие. Пожалуй, это чересчур для одного дня.
– Не думаю, не думаю, – теперь доктор обходит Су вокруг и удовлетворенно качает головой: отличный экземпляр, что и говорить. – Анемией страдаете?
– Что?
– Люди с таким цветом и тонкостью кожи обычно страдают анемией.
– Я не знаю, а что это такое?
Я опять дергаю Су. У нас очень мало времени.
– Прекрасно, прекрасно, вот отличный ответ, просто бальзам для врача. Так, что там у нас насчет вскрытия, – он на секунду подносит пальцы к виску. – Да! Не думаю, что родственникам можно будет присутствовать, поскольку при составлении протокола вскрытия будет патологоанатом из их организации. Так полагается. Все вопросы к ним.
Мы уже почти вышли из ординаторской, когда Су резко останавливается и протягивает доктору сумку.
– Возьмите, пожалуйста.
– Это не ко мне, это в морг распорядителю.
– Не для похорон. Здесь его вещи. Если вдруг так случится…. – она подыскивает слова, зажмуривает глаза и неопределенно взмахивает рукой в воздухе, – если он вдруг окажется все-таки живым, отдайте ему эту сумку. Скажите, что это ему.
Пока я открываю рот и хватаюсь за притолоку двери, чтобы не упасть, доктор ставит диагноз:
– Детка, у вас не анемия. У вас маниакально-депрессивный психоз. Это бывает после смерти близкого человека.
– Да-а-а, – неуверенно соглашается Су, – наверное. Это же я его пристрелила.
После больницы воздух вдыхается с жадностью самоубийцы, мне кажется, что я могу по запаху распознать каждое дерево, но тополя, конечно, со своими липкими листьями вне конкуренции. Первый час ночи, мы останавливаем такси, Су называет вокзал. Потом шепотом, склонив голову мне на плечо: «Ты взяла мой паспорт?» Я киваю и интересуюсь, почему этот вокзал? Су знает, что с этого один за другим поезда уходят ночью в Ленинград. А если не будет билетов? Су отстраненно смотрит на меня, и я потом понимаю почему. Она не идет к кассам вообще, она идет сразу к проводникам, интересуется сначала, часто ли останавливается поезд. Она минует «Стрелу», из этого я делаю заключение, что нам нужен тот, который останавливается везде.
