Мальчик не сразу пришёл в себя. Ветер бил ему в лицо, в глазах рябило, в ушах по-прежнему стоял страшный гул. Тринадцать гусей, окружавших его сплошным кольцом, хлопали крыльями и гоготали. Казалось, вокруг завывает буря. Он не знал, высоко ли, низко ли они летят и куда лежит их путь.
Как бы это разузнать? Надо собраться с духом и взглянуть вниз, но вдруг у него снова закружится голова?
Дикие гуси летели чуть ниже и чуть медленней, чем всегда, ведь их новый спутник – молодой гусак – с трудом дышал в разрежённом воздухе. И они его щадили.
В конце концов мальчик всё же заставил себя посмотреть на землю и увидел, что под ним расстилалась огромная скатерть, поделённая на невообразимое множество крупных и мелких клеток. Он видел сплошные клетки: косые, продолговатые, но все с ровными, прямыми краями. Ничего круглого, ничего изогнутого!
«Куда ж я залетел?» – удивился Нильс.
– Что это за огромная клетчатая скатерть внизу? – спросил он громко, хотя и не ожидал ответа.
К его удивлению, дикие гуси, окружавшие его, тотчас закричали:
– Пашни да луга! Пашни да луга!
И тут мальчик понял, что огромная клетчатая скатерть, над которой он пролетал, не что иное, как равнина провинции Сконе, светло-зелёные клетки на ней – озимая рожь, желтовато-серые – прошлогоднее жнивьё, бурые – клеверные поля, а чёрные – пустующие пастбища да незасеянные пашни. Рыжеватые с золотистой каймой клетки наверняка буковые леса. Ведь в буковых лесах высокие деревья в самой глубине леса зимой обнажаются, меж тем как низенькие буки, растущие на лесной опушке, сохраняют сухие жёлтые листья до самой весны. Виднелись внизу и тёмные клетки с чем-то серым посредине. То были большие огороженные усадьбы с почерневшими соломенными крышами и мощёнными камнем дворами. А ещё можно было различить зелёные, обведённые коричневым ободком клетки – сады, где уже вовсю зеленели лужайки, хотя окаймлявшие их кусты и деревья стояли ещё голые, темнея лишь бурой корой.
Яркая пестрота клеток развеселила Нильса. Он даже засмеялся.
– Плодородная и добрая земля! Плодородная и добрая земля! – загоготали гуси, словно осуждая его за смех.
И у него вновь сжалось от горя сердце. «Могу ли я радоваться? – подумал он. – Ведь со мной случилась самая страшная беда, какая только может стрястись с человеком!»
Но чем дальше летели гуси, тем меньше думал Нильс о своей беде, тем меньше усилий ему требовалось, чтобы удержаться на спине гусака. Его внимание привлекали птичьи стаи, летевшие на север. Они громко перекликались между собой, и в небе стоял страшный шум и гомон.
– Неужто вы только нынче перелетели море? – кричали одни.
– Да, представьте себе! – отвечали гуси.
– Как по-вашему, здесь уже весна? – спрашивали другие.
– Пока нет, ни листочка на деревьях, вода в озёрах холодная! – слышалось в ответ.
Пролетая над усадьбой, где расхаживали домашние птицы, гуси спрашивали:
– Как зовётся эта усадьба? Как зовётся эта усадьба?
И петух, задрав голову, горланил:
– Усадьба зовётся Малая Пашня! Всё как и было! Всё как и было!
Бо́льшая часть дворов, по обычаям Сконе, носила, видимо, имена своих хозяев: усадьба Пера Матсона или же Уле Бусона. Но петухи придумывали свои названия, более подходящие, как им казалось. На дворах бедняков-арендаторов они орали:
