В коридоре меня встретила Людмила Валерьевна. Снова.
– Доброе утро, Лера.
– И вам доброе утро.
– У тебя что, мужчина появился? – женщина поправила очки, пока поливала свои любимые растения на подоконнике. Может мне составлять примерный график ее выхода из квартиры, чтобы не натыкаться и не отвечать на подобного рода вопросы?
– Нет. С чего вы взяли? – сохраняю спокойствие, посмотрев на нее.
– Ну просто слышала какой-то мужской голос вчера вечером. А после двенадцати дверь больше не открывалась. Кто-то явно ночевал у тебя, – Людмила Валерьевна хитренько посмотрела на меня, играя пышными бровями. Она что, реально следит за нами? Не удивительно, что Нина с ней ругается.
– Друг приехал навестить. Ничего такого, – мне не хотелось продолжать этот разговор и еще больше вызывать подозрений у женщины, поэтому развернулась к ней спиной и пошла с Моцартом в сторону лестницы.
Мы погуляли с мопсом по площадке. Он сделал все свои дела и уже сам повел в сторону дома, чтобы отогреться. Когда мы зашли в квартиру, то я почуяла какой-то приятный запах из кухни.
Леонид и правда решил что-то приготовить? Даже как-то неловко. Он мне ничем не обязан. Было бы правильнее, если бы его накормила завтраком именно я сама.
Разделась, освободила Моцарта из плена одежды и мягких ботинок, а сама прошла на кухню, где застала Добрынина за интересной картиной. Он наслаждался процессом готовки, стоя возле плиты. На разогретой сковороде обжаривались томаты и лук, которые мужчина сверху залил смесью из яиц и молока. Запах стоял нереальный.
– Смотрю, кто-то сделал по-своему.
– Прости, но я не мог хоть что-то сделать для тебя. Ты и так позволила остаться, снова будешь ухаживать за Моцартом. Должен же я как-то отплатить за твою доброту, – Леонид широко улыбнулся, раскладывая по тарелкам горячую еду. Даже внешне она выглядела максимально аппетитно, отчего вызвала в моем желудке протяжное урчание.
– Присаживайся. Поедим и я поеду на работу.
– Разве ты не независимый? – уточнила я, исходя из нашего вчерашнего разговора.
– Независимый. Но я периодически помогаю отцу в галерее.
– Твой отец тоже там работает? В какой? – помыла руки, закатила рукава свитера и села за стол, уже приготовившись к тому, что сейчас наконец поем. Так еще и еду, которую готовила не сама, а кто-то другой. У меня это впервые.
– Отец владеет галереей на Псковской, – он поставил передо мной полную тарелку и протянул вилку. Я на какое-то время замерла, но прибор приняла. Добрынин даже кофе нам обоим налил. Не мужчина, а мечта.
– Подожди. Я с утра немного не соображаю, – потираю виски, пытаясь понять то, что сказал Леонид. – Владеет галерей? Она его?
– Да. Открыл четыре года назад, когда узнал, что мне больше нравится просто заниматься искусством и помогать талантливым художникам. Сам же уже кисть не брал в руки лет пять или шесть, – Добрынин сел напротив меня, чуть ли, не накинувшись на еду. Наверняка тоже проголодался.
– Надо же. А ему самому нравится?
– Конечно. Отец сам по себе музыкант – раньше играл на гитаре, даже свою группу создавал. С возрастом приоритеты изменились, и он выбрал бизнес вместе с семьей. Но это его не останавливает и порой отец бездумно покупает какие-то вещи. К примеру, наш загородный дом просто увешан картинами с потолка до пола. И на втором этаже, и на первом, – и вновь вижу радость на лице мужчины. Ему самому нравится рассказывать о своей семье.
