– Не поняла, – Марья на секунду отупела.
– Ну, это моя работа, – кудрявый снова смеялся, – вот тут, смотрите, мое имя написано, – он указал на табличку под фотографией, – и еще парочка на этой стене тоже мои, но эта любимая. Хотя, наверное, я ее переоцениваю, судя по вашему отзыву.
Марья вгляделась в табличку, та гласила: Александр Романов. Она глупо посмотрела на кудрявого, на стену, прокляла себя за идиотизм и просто спросила:
– Александр?
– Может, тоже представитесь?
Он, вообще, закончит ржать?
– А я Марья, – на секунду она зависла, но вовремя начала тараторить: – Вы только не подумайте, мне очень нравится ваша фотография, правда, я так сказала – про линии, потому что подумала, что вы просто к ней прицениваетесь, а я очень надеялась отпугнуть от нее зевак, которые ни черта не понимают в искусстве, а просто ищут себе, чем стенку украсить, она невероятная просто, но я не хотела слишком дорого ее покупать, понимаете? – Она смотрела на Александра с надеждой.
– То есть вы бы не хотели, чтобы я побольше заработал? – Он улыбался во весь рот, сверкая зелеными глазами из-под очков. Очевидно, фотограф Романов в этот момент ощущал свою безоговорочную победу над Марьей.
– Вы меня неправильно поняли, – смущению и неловкости в этой фразе не было предела.
– Да не переживайте, Марья, – он продолжал улыбаться и как-то тепло коснулся ее плеча, – я всего лишь шучу. Но у меня для вас есть плохие новости: все работы с этой выставки уже проданы.
– Черт, – вырвалось у Марьи.
– Хорошая новость в том, что у меня есть и другие фотографии в этом стиле, возможно, они тоже вам понравятся. Что скажете?
– Я бы взглянула, – и она тихонечко добавила: – Вы очень талантливый.
Романов снова улыбнулся:
– Давайте свой телефон, я забью номер, – он взял мобильный из ее рук, вбил цифры, а затем нажал на кнопку вызова, – и теперь у меня тоже есть ваш контакт, на случай если вы передумаете. Хорошего вам вечера.
Александр снова дружески коснулся ее плеча и ушел в противоположном направлении. Марья же осталась стоять около вспышки света на его фотографии в легкой растерянности. Она испытывала одновременно несколько чувств: превалировало какое-то ощущение собственной глупости. Марья всегда старалась руководить любой ситуацией, в которой оказывалась, не допускала неожиданных знакомств, не позволяла себе выглядеть глупо.
Очевидно, у нее были проблемы с контролем, которым она уже посвятила десятки часов с психотерапевтом. На данном этапе ее жизни самым простым и логичным решением проблемы казалось – просто избегать неудобных ситуаций, закрываться от людей и не знакомиться ни с кем.
Фотограф Романов просто выбил ее из колеи. Уже по пути домой она проматывала в голове их короткий диалог. Вспоминала, с каким отвратительным снобским презрением отнеслась к нему в первый момент. От этого она жмурилась и одновременно закатывала закрытые глаза, поджимая губы. Думала, как ловко он ее обыграл, от этой мысли ее губы расплывались в смущенной улыбке, а через нос вырывался какой-то странный смешок. И вот эта тактильность еще. Что за человек такой? Почему надо сразу трогать все подряд? Ему мама в детстве не говорила, что не стоит прикасаться, например, к каждому яблоку в магазине? Она думала об этом, опустив глаза и закусив нижнюю губу в приторной улыбке. Надо ли говорить, что живой мужчина целенаправленно прикоснулся к Марье впервые за полтора года?
