Такие беседы с разным подходом и разным уклоном продолжались у них несколько дней. Воротынский, сетуя на свою судьбу и вынужденное, как ему казалось, дополнительное пребывание в госпитале, был порой резок в оценках и рассуждениях. А Мастаков старался убедить его в бесполезности прозябания…
– Ведь, даже если я и поправлюсь, то наверняка уже не будет ни семьи, ни детей, ни приличной работы, – причитал он.
– Не распускать нюни! Вот что главное, остальное всё ерунда! Человек потому и человек, что он может преодолеть непреодолимое! – чуть ли не выкрикивал начштаба.
В свою очередь Владимир Денисович рассказал о своей жизни. Он в своё время, отучившись в гимназии, которую закончил с отличием, поступил в университет на восточное отделение. Его привлекали Индия и Китай, Индонезия и Австралия. Он мечтал путешествовать и познавать мир… Но на восточном отделении кроме истории и иностранных языков очень широко расцветала подпольная работа. Студенты почти поголовно увлекались политикой и агитационной работой, что привело его к вступлению в партию большевиков и, как следствие, оставлению любимого университета. В 1918 году после окончания военно-инструкторских курсов он уже командовал ротой, а потом и полком. За проявленный героизм и высокую требовательность к себе был не раз премирован и направлен в Военную академию РККА. А дальше их пути пересекались на Туркестанском фронте.
Рассказал также Владимир Денисович и о своих корнях.
– Мы, Воротынские, род свой ведём от Рюриковичей. Из Черниговских мы, а ещё точнее от Новосильских. В нашем роду много славных имён: Одоевские, Оболенские, Волконские, Коненские, Белёвские, Мезецкие и даже Долгоруковы. Все из одного гнезда! – с восторгом произносил он все эти фамилии.
– Да, рядом с нами были и в дружбе всегда ходили Звенигородские, Карачаевские, Козельские, Торусские… много их было! Где они теперь, неизвестно… – с грустью закончил он своё повествование.
– А кто-нибудь из близких остался в Москве, Владимир Денисович? – в тон ему вопрошал Николай.
– Да, есть один могиканин – настоящий князь Воротынский Венедикт Гаврилович! Он и университет закончил в Германии, и службу при царе вёл на высоком уровне – был одно время даже заместителем министра, и орденов и медалей – полная грудь, да и друзей у него, почитай, было пол-России! И живёт в Москве, не уехал, хотя многие покинули родину! Но об этом шибко нельзя распространяться, хотя лет ему уже давно за восемьдесят, а у меня – старого подпольщика и большевика – репутация безукоризненная! – выпалил почти скороговоркой Владимир Денисович.
– Так, а братья или сёстры ваши есть? – не прерывал разговора Мастаков.
– Нет, есть две тётки где-то под Черниговом в имении, но я давно о них ничего не знаю. Вот закончится война на югах, попробую разыскать их или хотя бы их могилки.
– Ну а родители-то ваши, Владимир Денисович, хотя бы живы?
– Нет, они давно сгинули. Отец долго болел, да и старый он был, когда я родился, ему уже было за пятьдесят, – пояснил начштаба, – мать тоже слабенькая была – долго не продержалась одна. Схоронил их ещё до революции…
Несколько раз они обсуждали обстановку в Туркестане. Отмечали чрезмерную религиозность населения и сильное влияние духовенства и исламской религии на распространение националистических течений с различными оттенками экстремизма.
– Вот, понимаешь, Коля, хоть части Красной армии и войска ОГПУ наносят ощутимые удары по бандам басмачей, а они всё множатся и множатся! Как ты думаешь, за счёт чего это происходит? – вопрошал Воротынский.
