Уэллс откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на меня, словно пытался понять, на полном ли я серьезе предлагаю ему эту абсурдную идею, нет ли тут какого-то тайного смысла или подводного камня. Наконец он все-таки мне возразил.
– Все изобретения – суть моей жизни, это самое важное, что оправдывает мое существование на этом свете. И ты считаешь, что я могу доверить дело всей моей жизни сторонним управленцам и прочим служащим, для которых самым важным будет обогатить свой карман? Я все равно буду вынужден контролировать процесс, вникать во все нюансы коммерции, и в результате через год или два я забуду напрочь о своих научных изысканиях, и моя жизнь превратится в сплошную грызню за бо́льший кусок пирога. Я превращусь в делягу, для которого прибыль будет важнее, чем развитие. Желаю я того или нет, мне придется вступить в соперничество с Эдисоном. Готов ли я пожертвовать своей личностью, своей идеей Космополиса и будущего человечества, в конце концов? Мой ответ – нет.
– Зачем так радикально рассуждать? Какую пользу могут принести ваши изобретения человечеству, если это будет наука ради науки? В любом случае, каждое изобретение должно служить на пользу людям, только тогда в нем будет смысл. Но как оно будет служить, если оно не дойдет до конечного потребителя? Ведь изобретение должно менять бытовую жизнь человека, тем самым двигая его вперед. Благодаря этому у него появится больше свободного времени, которое он сможет потратить на саморазвитие и духовный рост, что приблизит появление хомо новуса, а вслед за ним и построение Космополиса.
– Вы правы, друг мой. Я не планирую хоронить свои изобретения. Мои открытия должны принадлежать всему человечеству, а не каким-то отдельным людям.
– Но вы понимаете, что если не создать компанию, которая будет охранять ваше наследие и заниматься его коммерческой реализацией, то рано или поздно все изобретения окажутся в руках правительства. Оно, вполне вероятно, направит ваши труды не в ту сторону, начнет применять по-своему, совсем не так, как вы это задумали, – я продолжал отстаивать свою точку зрения.
– Я давно об этом думаю, поэтому я не хочу создавать коммерческую компанию. Если уж что и основывать, то Академию экспериментальной физики, как оплот дальнейшего развития человечества. Академия будет работать над новыми проектами, бережно сохранять старые разработки и внедрять их в жизнь. Только когда вокруг Академии соберутся единомышленники, можно говорить об успешности всего моего начинания. Именно АЭФ сможет стать фундаментом для основания будущего Космополиса, – глаза Уэллса горели идеей.
– Академия – блестящая идея, но у вас должен быть серьезный штат администраторов и юристов, потому что британская корона, почувствовав в вас конкурента за рынок научно-технических изобретений, начнет оказывать вам сопротивление. Вас будут давить, пока не задавят окончательно. К тому же на все это требуются деньги. Солидные капиталовложения. Откуда вы их достанете? – сказал я.
Уэллс нахмурился. Было видно, что эти мысли давно тревожили его, и, судя по всему, он не знал четкого ответа.
Он налил себе еще бренди, отпил и сказал:
– Деньги на первое время будут поступать от частных заказов. В отличие от Эдисона, мои заказы единичные и высокооплачиваемые, как в случае с Чарли Чаплином. Томас же поставил научную мысль на конвейер. Но не будем об этом, все это пока в сыром виде, много работы предстоит. Пока же впереди у нас поездка в гости к профессору Моро. Отправьте Айэртону Никольби извещение, что мы принимаем приглашение и завтра в полдень готовы выехать. Поедем на двух экипажах. Вы с Вертокрылом, я со Штраусом. Да еще дайте объявление в газету. Пожалуй, в «Телефон». Сейчас я набросаю вам текст.
