Уголовно-правовые и криминологические основы учения о потерпевшем - страница 20

Аналогичные примеры учета обстоятельств, относящихся к характеристике потерпевшего от преступления, наблюдаются в судебной практике XIX в. и в других государствах.

Например, в обобщении правоприменительной деятельности судов Франции по рассмотрению уголовных дел за 1857 год особое внимание обращается на два вида преступлений, в которых уголовно-правовое значение имеет возраст потерпевшего и его состояние. Это те преступления, «при совершении которых употреблены во зло слабость и невинность жертв преступления, а именно: детоубийство и посягательство на честь несовершеннолетних»[79]. Характер отдельных деяний, совершенных против малолетних и несовершеннолетних потерпевших, иллюстрирует следующий пример из судебной практики: «Цель преступления странна, неслыханна и почти невероятна, именно предумышленное убийство малолетнего ребенка человеком, который слышал, что, поставив ночью свечу в череп умерщвленного ребенка, можно сделаться невидимым и совершать тогда всякого рода воровство безнаказанно»[80].

Для формирования учения о потерпевшем в уголовном праве имеет значение и судебная практика ХХ в.[81] В правоприменительной деятельности судов в советский период содержится комплекс вопросов, связанных с оценкой судами обстоятельств, относящихся к характеристике потерпевшего. Эти обстоятельства отражались в разъяснениях высших судебных органов страны, в кассационных определениях и надзорных постановлениях, в приговорах судов, которые имели значение для квалификации преступления, уголовной ответственности и наказания.

Наиболее выпукло в судебной практике отражались вопросы правильной оценки правоприменителем обстоятельств, относящихся к потерпевшему – государству. Обусловлено это было абсолютным огосударствлением всех сфер экономической и общественно-политической жизни, где интересы личности подчас игнорировались и приносились в жертву так называемым государственным интересам.

Пленум Верховного Суда СССР, давая разъяснения по применению уголовного закона, неоднократно подчеркивал, что интересы государства являются доминирующими и в связи с этим судам необходимо «усилить меры судебной репрессии по делам о растратах…»[82], принять меры «к обеспечению возмещения ущерба, причиненного его (виновного) действиями государственным, общественным учреждениям и организациям»[83].

При анализе судебной практики по делам о хищении социалистического имущества – государственной собственности – отмечается, что нередко встречаются случаи, когда судебно-следственными органами неправильно устанавливается потерпевший от преступления – владелец похищенного имущества, и это приводит к ошибочной юридической оценке содеянного.

Так, П. была осуждена по ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», т. е. за хищение государственного имущества. Вина П. заключалась в том, что она присвоила 4050 руб. денежных средств, владельцем которых являлось не государство, а общественная организация – местный комитет Союза железнодорожников. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР, признав, что потерпевшим от преступления государство не является, содеянное П. переквалифицировала на ст. 3 Указа, предусматривающего уголовную ответственность за хищение общественного имущества