При словах дяди у племянника промелькнули воспоминания событий прошедших дней и все его размышления об отце. Одна его часть очень хотела к отцу, очень хотела увидеть его, тем более сейчас, в такие ужасные дни, но сильнее всего в Максиме заиграла другая часть, та, что досталась от мамы, – гордыня. Мальчик дрожащим голосом, еле удерживаясь, чтобы не сорваться в плач, произнес: «Я хочу домой».
– Максим… – дядя невольно сделал паузу, неосознанно раззадорив мальчика, – мы уже заезжали к тебе домой, ты спал, я забрал твои вещи, они в багажнике… Прости, но там для тебя больше ничего нет.
Эти разумные, по мнению дяди, слова произвели обратный эффект. Тринадцатилетний ребенок хоть и понимал происходящее, все равно не мог до конца осознавать всей картины. Детская психика, подвергшаяся мощнейшему удару, перестала нормально работать, вследствие этого мозг ребенка отказывался осознать утрату матери и не мог принимать адекватные решения. Максим начал плакать, а на просьбы дяди прекратить лишь сам себя раззадоривал. С каждой минутой плач усиливался, у мальчика снова начинался истерический припадок.
– Бляха-муха, – тихо сказал мужчина, повернув голову к лобовому стеклу и положив руки на руль.
