В универсаме было малолюдно. Зароков прошелся по рядам, катя перед собой сверкающую тележку, заглядывал на полки и в корыта холодильников, и постепенно успокоился, размышляя о необходимых покупках. Ему повезло: как раз выкинули «докторскую» и он взял аж два куска. Это была удача, у Зарокова даже поднялось настроение. Набрав продуктов на неделю вперед, он расплатился с еще веселой, по раннему времени, продавщицей на кассе, рассовал продукты по двум авоськам и вышел на улицу.
Идти обратно через дворы не хотелось. Вообще говоря, к дому от универсама можно было добраться двумя одинаковыми по длине путями. Обычно Зароков шел по улице Ленина налево, потом снова поворачивал налево и вдоль парка доходил до своей девятиэтажки. Можно было пойти направо, и, не доходя до площади с выкрашенным бронзовой краской Ильичом посередине, свернуть направо же. Там была улица с остатками деревни, из которой, по сути, и вырос теперешний Невединск, как из очаровательного карапуза вымахивает рябая дылда, готовая жрать и размножаться. Ее еще не успели переименовать в честь какого-нибудь соратника вождя, и она звалась просто и даже обыкновенно Старой. Посреди улицы, само собой, пролегала асфальтовая дорога, справа стояли равнодушные блочные домища, а слева теснилось десятка полтора уцелевших пока деревянных изб, в верном окружении наивных дощатых заборов, огородов и сараюшек. Зароков любил иногда проходить именно здесь. Если не глядеть направо и не замечать над железными и черепичными крышами торчащих, и с каждым годом подкрадывающихся все ближе и ближе долговязых башенных кранов, похожих на охотящихся на лягушек цапель, создавалось впечатление, что идешь по самой обыкновенной деревеньке. За заборами взлаивали собаки, гремя своими цепями, и изредка орали петухи. На противоположной стороне улицы, у мрачно и недружелюбно уставившихся на классового недобитого врага домов из бетона, торчал чудом уцелевший колодец. Возле него судачили о бытье бабы с ведрами, и время от времени утоляли жажду и ностальгию прямо из мятого ведра граждане невединцы, пятная свои цивильные брюки, проливая на галстуки студеную, и все еще чистую воду. И тут же, разрушая ощущение деревни, сюда неумолимо доносился грохот проходящего неподалеку товарного состава, свист электрички, да и машины, проезжавшие по дороге совсем рядом, обдавали смрадом и ревом моторов. Сжимались тиски города и с каждым годом бесследно пропадали крайние домики, обретая, как каменные надгробия, возвышавшиеся над их прахом железобетонные муравейники. И сады, исчезали сады…
Зароков решительно повернул направо и пошел посмотреть на деревеньку.
Он понял, что это было ошибкой, лишь пройдя по деревенской улице добрую сотню метров. С противоположного края улицы до него донеслись крики. Остановившись, он сразу вспомнил целых три притаившихся на улице Ленина милицейских «уазика», которым он не придал значения. Зря не придал. Ждали они, конечно, именно то, что и создавало шум и крики, накатывающиеся теперь с того края улицы. Зароков обернулся назад, но понял, что вернуться уже не успеет. И как это я так оплошал, ведь стреляный уже воробей, подумал он и приготовился к неизбежному.
Он угодил на очередное побоище, традиционно время от времени учиняемое именно здесь. И как раз по этой причине Зароков не ходил по этой улице постоянно.
Шум приближался.
